ТЕРСКИЙ БЕРЕГ – БУДЕМ ЗНАКОМЫ
дорожное повествование
Заполярье, первый взгляд
В Кандалакшу поезд прибыл рано утром, в половине восьмого. Время очень удобное: город только просыпается, весь день впереди. Предстоит двигаться дальше – на Умбу, потом на Варзугу, и представляю я это себе пока что очень приблизительно. Единственное, что известно – судя по автостопному описанию, до Умбы должен ходить автобус. Сейчас выйдем из поезда, сориентируемся, пообщаемся с местным населением, выясним транспортную ситуацию. А если будет какое-то время до автобуса, можно будет и с городом познакомиться, хотя бы бегло, для начала. Всё-таки в страну с названием Заполярье я попал впервые.
Сориентироваться не дали. Тем более познакомиться с городом. В машину затащили почти насильно. Частный перевоз, бизнес – 70 рублей, почти как автобус, чуть подороже. Водитель, судя по наружности, из каких-то южных краёв. Придётся знакомиться с Кандалакшой на обратном пути. Пока же успел узреть только оконечность Кандалакшской губы Белого моря с многочисленными заливами и островами, резкий выворот железной дороги перед станцией и на небольшом взгорке неожиданно симпатичное компактное зданьице деревянного вокзальчика с островерхой крышей над центральной частью. И, разумеется, самое главное – великолепные сопки, через которые мы как раз сейчас переезжаем, оставляя внизу море с островами. Вот возникают на пути кандалакшские “дачные” деревни – Лувеньга, Колвица, после Колвицы дорога забирает вглубь континента – и до Умбы длинный 80-километровый пустой перегон, сначала мимо Колвицкого озера, потом однообразно по тайге. Чтобы не заскучать, сделаем небольшое отступление о предыстории моего попадания в эти края.
Отступление о попадании
Варзугская деревянная церковь – церковь хрестоматийная. В альбоме Ополовникова она занимает одно из центральных мест. Шатровая, XVII века, с ярусными кокошниками и висячим гульбищем, замечательный шедевр древнего плотницкого мастерства. А места эти манят к себе не в меньшей степени своей труднодоступностью и чем-то весьма заманчивым, веющим уже от самого названия – Терский берег Белого моря. Так называется основная часть южной береговой линии Кольского полуострова, наиболее удалённая от цивилизации. Если взглянуть на карту, то можно увидеть расстояния, исчисляемые сотнями километров и полное отсутствие сколь либо серьёзных проезжих дорог. Поэтому долгое время попадание в Варзугу представлялось для меня больше гипотетически. Но после того, как я два года назад успешно сходил в одиночку на Вашку и Мезень, варзугский вариант из гипотетического стал вполне реальным. Не совсем понятно только с вариантами заброски. В былые времена до Варзуги летал самолёт. Но это, во-первых, дорого, а во-вторых, при нынешнем положении страны, вряд ли он летает чаще, чем раз в неделю. Это значит, что если даже я на него случайно попадаю, то в Варзуге на эту неделю зависаю. Кроме того, непонятно, откуда он летает, если летает. От Умбы? От Кандалакши? А может, прямо от Мурманска? Есть ещё морской путь, но регулярного там наверняка ничего не ходит, водные пути сейчас вообще пребывают в глубоком упадке. Надеяться на попутные моторки тоже бессмысленно: слишком дальнее расстояние, бензин дорогой, денег ни у кого нет. В принципе, от Умбы можно дойти пешком – на карте прорисована какая-то сомнительная грунтовочка вдоль берега. Можно даже без палатки – населённые пункты там довольно редки, зато периодически стоят рыбацкие избы. А обратно на самолёте, уж куда вывезет.
Некоторую ясность вносит автостопное описание четырёхлетней давности. В нём сказано, что от Умбы до Варзуги проведена новая гравийная дорога в 1-2 километрах от берега взамен той грунтовки, что на карте. И машины там ходят, правда, довольно редко, и уехать очень трудно. Это немного смущает. К тому же ехать по Терскому берегу на такое дальнее расстояние и вдалеке от моря – занятие скучное.
Однако, я позабыл одну вещь. В тех же автостопных книжках высказана замечательная мысль, гениальная в своей простоте. А именно: если люди где-то живут, то они должны перемещаться; если люди перемещаются, то можно перемещаться вместе с ними.
А у меня этим летом возникает замечательная возможность туда попасть. Вообще, выбраться на Терский берег для меня не так просто. По расстояниям он сильно оторван от тех мест, где мне обычно доводится бывать, поэтому туда надо ехать специально, причём ехать в июле, в августе путешествовать в таких северных широтах уже неприятно: холодно.
Как правило, мои одиночные путешествия бывают привязаны к тем местам, где доводится потрудиться топориком. Но в этот раз насчёт топорика пролёт. Не попадаем мы на нашу удорскую часовню: мужикам не дали денег, им просто не на что ехать. И нужны-то всего какие-то две-три тысячи, в основном на продукты. В этом году 80 лет Республике Коми, все деньги ушли на празднование юбилея. Что касается меня лично, то, с одной стороны, в моём распоряжении целых два месяца – июль и август, могу ехать куда хочу. Но с другой стороны, если не удаётся принять участие в полноценных реставрационных работах, то лето кажется каким-то неполным, куцым и, по большому счёту, бесполезным. С каждым годом мне почему-то всё больше требуется внутреннее оправдание вот таким своим странствованиям-скитаниям, а также тому обстоятельству, что при этом приходится отрывать встречающихся людей от дел насущных и заниматься своей персоной. И это ощущение ещё не раз будет возникать на трассе...
Итак, решено: будем добираться до Варзуги. Столь дальнее и столь непонятное расстояние – ради одного памятника. Но, по всем признакам, он стоит того.
И есть ещё одно интересное место в этих мурманских краях – село Ковда. Если ехать из Москвы на поезде, надо выходить, не доезжая Кандалакши. Она уже гораздо легче доступна, и туда на обратном пути. В Ковде тоже деревянная церковь XVII века, очень интересной формы, другой такой нет. Есть и ещё одна причина, по которой я обязательно хочу туда попасть, но об этом в своё время.
Умба
Табличка-указатель “Терский район” лаконично возвестила о том, что мы приближаемся к Умбе, районному центру. Дорога хорошая, гладкий асфальт, только километровые столбы мелькают. Вот пошли развилки дорог, ещё немного и наконец въезжаем в посёлок Умба. У километрового знака “109” я высаживаюсь. Здесь поворот на Варзугу. Сосед мой, попутчик, всю дорогу молчал, а в самый последний момент вдруг изрёк со знанием дела: “Завтра в десять от ДК на Варзугу пойдёт машина”. Интересно. Это уже вторая информация на эту тему. Первая была ещё в Кандалакше, от шофёра, что меня вёз. Тот говорил, что от Умбы туда ходит автобус по вторникам. Сегодня воскресенье. Ясно, что информацию ещё предстоит перепроверять, а пока что можно пройти чуть вперёд и попробовать наугад постопить, вдруг что получится.
Машин в этом направлении идёт много. И ни одна не останавливается. Как мне потом объяснили, в основном они здесь идут в совхоз (6 километров). Вот пронеслись два рыбнадзорных УАЗика-фургона с резиновыми лодками на крышах. Эти явно на Варзугу. Не остановились.
Между тем, информация от моего попутчика относительно завтрашнего транспорта на Варзугу получила первое подтверждение. Молодой папаша, прогуливающийся с коляской, сказал, что автобус туда ходит не по вторникам, а по понедельникам, действительно в десять от ДК. Понедельник – это завтра. Имеет ли тогда смысл дальше стопить?
Стою уже больше часа. Не судьба. В общем, это и правильно. Нельзя так сразу с места и в галоп. В конце концов, это просто неинтересно. Что это за автостоп, если нигде не зависать? И вообще – я ещё сюда не приехал. Даже, по большому счёту, не уехал из Москвы. Надо дать какое-то время, чтобы организм перестроился на новый режим, а самое главное – чтобы перестроилось в голове. И для этого мне с каждым разом требуется всё больше времени. В этот раз не хватит и целого дня, и потому знакомство с Умбой пройдёт несколько натянуто.
Улица, в которую переходит дорога из Кандалакши длинная, извилистая и несколько раз меняет своё название. Дома пока что деревянные, одноэтажные. Судя по альбому Ополовникова, в Умбе должен быть деревянный мост на городнях и несколько рыболовецких амбаров конца XIX – начала XX века. Однако, альбом вышел уже довольно давно, за это время многое могло измениться.
Но первым делом здесь надо найти гостиницу и ДК. До них, говорят, ещё далеко. Вот, кажется, куда-то вышел, какое-то водное пространство. Озеро? Залив? На самом деле – Малая Перьгуба Белого моря. Здесь небольшой плёс, и дальше она через небольшой пролив узким языком уходит вглубь континента. Когда я шёл по дороге, этот язык оставался справа по ходу. А слева по ходу, сразу за рядом домов – Большая Перьгуба, но ни той, ни другой с дороги не видно. У оконечности Большой я стоял, когда пытался автостопить. Вытянутая планировка посёлка, собственно, и привязана к этим двум губам. В том месте, куда я вышел, между ними раньше была перемычка, на которой стояло что-то типа лесопилки. Сейчас лесопилки нет, а перемычка засыпана землёй вперемежку с древесными отходами.
Центральная улица, упираясь в плёс, продолжается вправо и влево. Правый отворот, минуя деревянный мостик через пролив Малой Перьгубы, забирает влево, идёт какое-то время вдоль берега у подножия холма, затем, сохраняя традицию смены названия, выворачивает от берега вправо и, перевалившись через холм, вскоре выходит на мост через Умбу-речку, к расположенной на противоположном берегу Умбе-деревне.
Но туда потом. Сейчас мне в другую сторону, в административный центр посёлка, а географически – самую дальнюю окраину. Вон она – на той стороне плёса, на холме. Когда плёс продолжался перемычкой между губами, это был остров, ограниченный с севера этой самой перемычкой, с запада и востока Малой и Большой Перьгубами, а с юга собственно Белым морем. На этот остров вёл деревянный мост, остатки которого ещё проглядываются сквозь засыпку. Засыпали, надо сказать, основательно: Большой Перьгубы совсем не видать. Вхожу на мост, вернее сказать, на то, что когда-то им было, обгоняя какого-то местного мужичка лет пятидесяти. Он-то меня и заловил. “Ты чё, – говорит, – с гитарой и такой грустный?” А я не грустный, это просто рюкзак тяжёлый, мне бы побыстрее гостиницу найти и ДК. И ещё здесь где-то есть действующая церковь, в которой, как мне сегодня сказали, должны быть старые иконы с Терского берега и даже частица Туринской Плащаницы.
Мужичка зовут Володя, Владимир Михайлович Белозерцев. Он охотно вызвался мне всё показать и сразу же предложил: “А хочешь, можешь остановиться у меня, я один живу, дешевле будет”. Ну, мне для начала хотя бы вещи бросить.
Володин дом прямо здесь, перед мостом. Дому 100 лет. Деревянный, двухэтажный, родительский. Володя занимает половину первого этажа, в другой половине живёт брат Саша. На второй этаж недавно подселили каких-то бичей.
Сам Володя без работы. Состоит на учёте на “бичёвке” – бирже труда. Получает 60 рублей в месяц, с него ещё за что-то вычитают. Живёт ловлей рыбы, сбором ягод и грибов. Деньги на хлеб зарабатывает собиранием бутылок. И в похожем положении здесь очень многие. Работы нет, в посёлке только две приличные конторы – дорожники и пожарники. Всё остальное – лесозаготовки, рыболовецкое хозяйство и пр. – постигла участь развалившейся страны. Сейчас стало совсем тяжко: рыбинспекция шерстит почём зря. Не разрешают ни рыбачить, ни охотиться, даже просто себе на пропитание. Только по лицензиям, за которую надо выложить совершенно нереальную сумму. Того и гляди, на ягоды-грибы скоро будут требовать лицензии. И если раньше инспектора были из своих, всегда можно было договориться, то сейчас нагнали каких-то новых, мурманских – натасканные, устраивают облавы, зверствуют как шакалы. Народ здесь зимой приноровился есть собак, это считается деликатесом, очень вкусное мясо.
Володя всё это рассказывает и одновременно ведёт меня по островной части, административному центру посёлка, вполне городскому микрорайону с каменными пятиэтажками. Собственно говоря, Умба уже год или два имеет статус города, по сути ещё оставаясь посёлком городского типа, правда, вполне цивилизованным. Возле Дома Культуры конечная автобусная остановка, сюда приезжает автобус из Кандалакши. И отсюда же уходит на Варзугу, но никто почему-то толком не может сказать, по каким именно дням, вроде бы у него недавно поменялось расписание. Единственное, что удалось узнать – это что он ходит раз в неделю, что при отправлении ждёт утренний автобус из Кандалакши и что сам по себе представляет не совсем автобус, а машину-грузовик ГАЗ-66 с пассажирским кузовом.
А самолёты в Варзугу теперь не летают, хотя аэродром в Умбе есть. Самолёты летают в деревни дальней части Терского берега, глухой и бездорожной, что за устьем Варзуги-реки. Летом туда не дойдёт ни одна машина.
Гостиница здесь неподалёку, на центральной улице, но мне она уже не нужна. Там же здание районной администрации, там же рынок, где по понедельникам большой базарный день – торгуют бульбаши-челноки, и, к слову сказать, цены у них ниже московских.
Если обратно к засыпанному мосту спускаться по центральной улице, то как раз проходишь мимо действующей церкви, устроенной в одном из домов. Относительно Туринской Плащаницы информация не подтверждается. А иконы с Терского берега есть. Их три: Василий Великий, Николай Чудотворец, а какая третья – точно не запомнил, то ли Спаситель, то ли Покров Богородицы. На больших досках, с полукруглым верхом, судя по всему, с церковного иконостаса.
Здесь же я спросил и про варзугскую церковь. С момента приезда долго не решался это сделать. Уже не раз бывало: добираешься в какое-либо место, где по описаниям должна быть церковь или часовня, приезжаешь, а её нет. Сгорела или завалилась. Но в Варзуге, похоже, слава Богу, всё в порядке. Более того, мне сказали, что там недавно сделали вторую церковь, и это уже совсем интересно...
По словам Володи в Умбе есть ещё одна церковь – молельный дом, но там какие-то сектанты. Здесь на севере почему-то всех сектантов собирательно называют баптистами. Один из распространяемых ими листков-буклетов я сегодня уже видел.
Между тем, я сделал одну большую ошибку: не взял с собой фотоаппаратов. И ещё не раз об этом пожалею. Думал как – сходим к ДК и вернёмся в дом. А Володя решил показать мне всё сразу и повёл меня в Умбу-деревню. Я должен был такое предвидеть, не первый раз на трассе. Ещё московская заторможенность – отложить на потом. “Потом” ничего не бывает.
Река Умба течёт параллельно обеим Перьгубам, в километре от Малой. Средней ширины, каменистая, быстрая, вся в бурунах. Это через неё был деревянный мост на городнях, что в альбоме Ополовникова. Увы, от того моста не осталось и следа. Вместо него – современный, высокий, бетонный. На нём стоят несколько рыбаков с удочками, пытаются кого-нибудь поймать. До первой облавы, здесь теперь шмонают и удочки.
И тех огромных двухэтажных домов, что на фото у Ополовникова, тоже не видать. Дома здесь главным образом средних размеров, в 4-5 окон на фасаде. Много переделанных или просто дачного типа.
А вот деревянная церковь, вернее, то, что от неё осталось. Без окон, без дверей, без полов. Большой, квадратный в плане объём со слегка выдающимся прямоугольным алтарным выступом. Частично сохранилась обшивка, сохранились некоторые изначальные внутренние перегородки, по-видимому, было три придела. Одного ската кровли нет вообще, только скелет из стропил-слег, другой скат представляет собой дырявый хлипкий шифер. То ли школа здесь была, то ли клуб. И тем не менее, её собираются восстанавливать как действующую церковь. Уже привезли брус, сложили внутрь, но никто не охраняет, и скорей всего его растащат: строятся здесь многие.
Володя – человек открытый, общительный. На всём протяжении пути постоянно с кем-то здоровается, обязательно перекидывается парой фраз. Вот сейчас по какому-то поводу заскочили на минутку к одному его приятелю, потом к другому. Этот другой из сектантов. Володя говорит, раньше сильно пил. А как связался с сектантами, пить перестал. Оставил, кстати, благоприятное впечатление – очень доброе лицо.
Действительно, экскурсия по полной программе – мы пошли к морю. Оно от деревни в двух километрах. Идём через бор вдоль берега реки по каменистой тропинке, скачущей то вверх, то вниз. Володя беспрерывно что-то рассказывает, но я, похоже, уже не могу вместить. Перебор для первого дня, к тому же не емши с семи утра, ещё с поезда.
Морской берег здесь высокий и скалистый, поросший лесом. Собственно говоря, такой весь Кандалакшский берег. Терский берег начинается сразу после Кандалакшского, а где между ними граница – по этому вопросу нет единого мнения. Здесь все считают, что Терский начинается с Умбы. Но это административно. Судя по карте, граница там, где кончается Кандалакшский залив, а это километров 80 после Умбы. В одной книжке я даже вычитал, что Терский берег начинается ещё дальше – только после устья Варзуги. Мне же представляется, что граница должна быть там, где меняется характер ландшафта: Кандалакшский берег высокий и скалистый, Терский – ровный и низкий. Если так, то эта граница находится прямо за Турьим полуостровом, который начинается здесь неподалёку, от Большой Перьгубы, и на 10 километров выдаётся в море треугольником с вершиной-оконечностью мысом Турьим. Но самого мыса не видно, обзор закрывает Вольфостров, 70-метровой скалой вырастающий из моря. Кстати сказать, слова “Терский”, “Турий”, “Турья” одного происхождения и, судя по топонимическому словарю Республики Коми, в переводе с прибалтийско-финского означают “север”, “северный край”.
Под ногами россыпь низенькой травки с фиолетовыми цветочками, очень пахучей, с терпким мятным запахом. Её здесь заваривают в чай, а называют очень интересно: Богородица. Я сначала подумал, что это какой-то род мяты. Уже в Москве мне подсказали, что это скорей всего чабрец. Действительно, в справочнике значится, что чабрец имеет несколько названий, его ещё могут называть тимьян или Богородская трава. А по-местному, по-терскому – Богородица.
Мы с Володей направляемся к рыболовецкой тоне. Вон она, за заливом – рыбацкая избушка, нехитрое хозяйство, участок ловли рыбы. Огибаем залив с выброшенными на берег морским виноградом и водорослями агар-агар, переваливаемся через холм и оказываемся у избушки. Пока Володя разговаривает с рыбаком, можно просто посидеть на скамеечке у стола, попытаться забыть про усталость и обилие событий и созерцать эти дивные места, море и скалы и женскую фигуру на высокой скале напротив, нарисованную когда-то заезжими туристами и периодически подновляемую местными рыбаками.
Володя захотел мне ещё показать заброшенную шахту. Она здесь, на островке, можно перескочить по камням. Шахты мы так и не нашли, зато был замечательный повод полазить по скалам.
Всё, пора возвращаться домой, время близится к вечеру. На мосту через Умбу-реку рыбаков уже нет ни одного, видимо был шмон.
Однако, было бы неплохо выпить хотя бы чайку. У Володи в доме только немного хлеба. А магазины уже начинают потихоньку закрываться, сегодня воскресенье. Надо идти на центральную улицу.
Экскурсия продолжается! Этот участок центральной улицы заповедный (наподобие нашего Арбата), с деревянной дощатой мостовой. Не оригинальной, конечно, восстановленной. Проезжая асфальтовая трасса пущена в обход.
Чего-нибудь на скорую руку к чаю – хлеба буханку, кусок сыра, каких-нибудь пряников. Уже потом я сообразил, что в подобной ситуации надо было накупить всего побольше и оставить Володе. Но соображаю я сегодня туго.
Чай из чаги, за неимением настоящего, вполне можно пить. Он даже по вкусу чем-то напоминает настоящий чай.
Немного подкрепились, можно теперь и заняться делом – фотофиксацией здешних мест. Но сначала хозяев – Володя попросил запечатлеть его с братом.
Брат Саша тоже без работы, но несколько в лучшем положении, чем Володя: владеет ремеслом, выделывает шкуры. Вот и сейчас у него имеется выполненный, но пока ещё не отданный хозяину заказ – шкура медведя. С этой шкурой мы все по очереди и сфотографировались.
У братьев дело – надо сплавать на лодке, проверить сети. А у меня свободное время. Ура! Наконец-то! Теперь бегом – до Умбы-деревни, сфотографировать церковь и речку со скалами, потом бегом обратно – надо хотя бы одним кадром запечатлеть и посёлок. Где бы лучше? Наверное, здесь, с мостика через пролив, с видом на островную часть посёлка через плёс Малой Перьгубы. Как раз на том берегу в кадр попадает и действующая церковь, и огромные рыболовецкие амбары прямо у воды, похоже, те самые, столетние. А здесь на переднем плане – часовенка, совсем маленькая, новодельчик, белая, дощатая, с крещатой кровлей, квадратная в плане, каждая стена длиной чуть больше метра. Один местный мужичок поставил, сам, по своей инициативе.
Время ещё есть, можно сходить в островной микрорайон, может, узнаю что интересное про автобус. В результате про автобус мне никто ничего нового не сказал, зато пытались затащить ещё в один дом. Я просто что-то спросил у встречного мужика без всякого намёка. Тот меня сразу вычислил: “Ты что, приезжий? Ночевать есть где? А то пошли ко мне”. Справедливости ради должен заметить, что это последний такой прецедент во всём путешествии.
Ключ от Володиного дома лежит в условленном месте. У него интересно: в комнате повсюду стоят чучела крабов, морских ежей и прочих обитателей моря. Володя сам морской человек, в свою бытность ходил на кораблях. А вот теперь вынужден бичевать. Что-то его слишком долго нет...
Так. Кажется, возникли форс-мажорные обстоятельства: Володю с братом заловил ОМОН. Отобрали сеть, рыбу, составили протокол. Ладно бы сёмга или горбуша, их и не могло быть в том месте, – треска, штук семь небольших рыбёшек. И это при том, что здешний народ издревле жил главным образом ловлей рыбы. Володя прибежал, схватил документы и справку о безработице и убежал обратно, твердя одно: сеть – ладно, другую раздобудем, только бы отдали рыбу – останемся без ухи, совсем есть нечего будет.
А уху мы всё-таки соорудили. Вкусную, сытную, наваристую. Хватило даже на утро. Я здесь впервые увидел, как на самом деле выглядит печень трески.
Володя отделался предупреждением. Вернули рыбу, отдали протокол. По правде говоря, что с него взять? Штрафовать бесполезно, денег всё равно нет.
На улице светло, хотя время уже позднее. И не стемнеет. Здесь не просто белые ночи, здесь заполярье, край незаходящего солнца. Сегодня 15 июля, прошло больше трёх недель со дня летнего солнцестояния, поэтому солнце здесь уже заходит, но чтобы почти сразу взойти вновь.
Володя, как истинный морской человек, ведёт свой “бортовой журнал”. Тщательно записал в него свои сегодняшние приключения с ОМОНом. Мне бы тоже не мешало сделать кое-какие записи. И в любом случае завтра к десяти надо идти с вещами на автобусную остановку.
Варзуга
Поднялись рано. Доели остатки ухи, и, собственно, делать здесь больше нечего. Распрощались с Володей. До автобуса ещё полтора часа, но лучше пережду их на остановке. В тот момент я ещё не мог предполагать, насколько я прав...
Очередь на варзугский автобус была ещё небольшая. Я был одним из первых. Но чем дальше, тем сильнее сгущалась ситуация.
Автобус раз в неделю. Обслуживает кроме дальних деревень, Варзуги и Кузоменя, ещё четыре деревни, что перед ними. 21 посадочное место. Больше брать нельзя, не положено по технике безопасности. Водитель раньше брал всех желающих: стоя и кто как может, но недавно его заловили гаишники и оштрафовали на порядочную сумму. Так что теперь он берёт строго по числу посадочных мест.
А желающих уехать становится всё больше. Очень многие занимают очередь для своих родственников-знакомых, которые ещё только должны подъехать из Кандалакши на утреннем автобусе. Причём сразу на нескольких человек. Поодаль стоит частный извозчик, УАЗик-“козёл”. Но там получается дороже более чем в полтора раза.
Автобус из Кандалакши задержался часа на полтора. Страсти накаляются: всем надо ехать. Варзугский автобус открыл дверь почему-то в стороне от остановки. Толпа, естественно, ринулась, не разбирая очереди. Каким-то образом мне всё же удалось прорваться в числе первых со своим 130-литровым рюкзаком и гитарой и плюхнуться на заднее сиденье. Все посадочные места, равно как и все проходы, заполнились мгновенно. Водитель, нормальный, в принципе, парень, пытается увещевать народ: “Да я с удовольствием взял бы всех, но ведь оштрафуют!” На самом деле, главное, чтобы не было стоячих. В итоге как-то все разместились – на вёдрах, на мешках, на коленях, – неуехавших не осталось. Сейчас нас обилетят, и мы тронемся. Интересная вещь выясняется: подавляющая масса народа едет до Кузоменя, самого дальнего пункта. Остальные, за исключением двух-трёх человек, – до Варзуги. Это немного странно: Кузомень гораздо меньше Варзуги. Уже много позже я сообразил, что многие, видимо, едут не в сам Кузомень, а дальше, в те дальние деревни Терского берега, где уже нет дорог – Чаваньгу, Чапому и пр. А в Кузомени их просто встречают, моторкой или на вездеходе.
Деревни Терского района расположены в одну линию, и все, за исключением Варзуги, стоят на морском берегу, либо вблизи него. Поэтому направление из Умбы по району только одно. Но мы на него вырулим ещё не скоро. Водитель с автобусом полным пассажиров завернёт сначала в посёлок по своим делам, очень долго будет отсутствовать, потом поедет на заправку и только после этого встанет на основную трассу.
До Варзуги 140 километров. Основная трасса представляет собой сейчас уже не гравийную дорогу, как четыре года назад, а довольно хорошую грунтовку, твёрдую и плотно укатанную. Более того, от Умбы к Варзуге хоть и медленно, но тянут асфальт. Дотянули уже до 21 километра. Пересекая Турий полуостров, дорога выходит к морю, и на 28 километре первая деревня Кузрека, теперь фактически ставшая дачным посёлком.
От Кузреки дорога двоится на старую и новую. Старая, что обозначена на картах, идёт непосредственно по берегу моря, новая, по которой мы едем, – в стороне от берега, то приближаясь к нему, то удаляясь. Сейчас до Варзуги езды около двух часов, а раньше, когда ездили по старой, на это уходило часов шесть-семь. Причём, как говорят, там есть такие участки, что лучше дождаться отлива и объехать их по открывшемуся морскому дну (по куйвате, как сказали бы на Поморском берегу).
Через 11 километров после Кузреки деревня Мосеево. Совсем маленькая деревушка. Тоже используется под дачи.
Береговая линия, на которую ориентируется дорога, идёт в направлении юго-востока. И сразу за Мосеевым мы обратно пересекаем полярный круг и выезжаем из зоны заполярья. Дорога очень ровная и твёрдая, запросто пройдёт даже “Икарус”. И зачем надо гонять этот ГАЗ-66, почему бы здесь не пустить нормальный автобус? После, когда я добирался из Варзуги в Кузомень, я понял, почему тут нужен именно ГАЗ-66. Уже женщины начали своих детей стращать этим участком.
Километровые столбы стоят регулярно. На 61 километре деревня Оленица. Единственная деревня, стоящая немного в стороне от дороги. Заезжаем, едем дальше.
40 километров от Оленицы – деревня Кашкаранцы. Заезжаем, завозим почту. Сюда мне ещё предстоит вернуться.
Последний, 39-километровый перегон до Варзуги примерно до половины идёт по-прежнему вдоль берега, после чего плавно, но неуклонно забирает на север, вглубь континента. Ближе к Варзуге начинают проявляться признаки цивилизации: боковые отвороты, высоковольтные мачты. Вот наконец дорога спускается с холма, огибает его у подножья – и за вереницей аккуратненьких ёлочек уже виднеется шатёр церкви. А здесь она действительно не одна! Здесь целый комплекс. Ну, здравствуй, Варзуга! Всё-таки я до тебя добрался.
Варзуга встречает дождём. Где бы пересидеть? Можно в магазине, но там продавщица не слишком приветливая. Можно под крышей на крыльце церкви, но не основной, шатровой, а второй – низенькой, приземистой, одноглавой и по всем признакам активно действующей. А пока дождь не перестал, несколько слов о том месте, куда я только что прибыл.
Село Варзуга – первое русское поселение на Кольской земле. Его возникновение относят к XIII-XIV векам. Расположено по обеим берегам одноимённой реки. Среди терских деревень Варзуга единственная, стоящая вдалеке от моря: 13 километров по прямой и около 30 по реке. Река довольно широкая, метров 300 шириной, моста нет, работает бесплатный перевоз – мальчик на лодке. Ниже по течению, немного вдалеке, грузовики могут переезжать вброд. Однако, это небезопасно: чуть в сторону – и под водой.
Основная часть деревни на противоположном левом берегу. Здесь же исконные деревенские дома остались исключительно у реки, над обрывом, в один, отсилы два ряда. Всё, что дальше – новостройки, все сплошь из бруса, одинаковые. Метрах в двухстах от церквей строится что-то кирпичное, фешенебельное. Далее от берега ландшафт повышается, начинаются холмы, там тоже новостройки: виден ряд одноэтажных одинаковых каменных домиков, типа совхозных. Радуют глаз аккуратненькие ёлочки-свечки, растущие по склону холма.
Там, где заканчивается дорога из Умбы, куда подвозит автобус, – нечто вроде центральной площади. Здесь магазин, здесь переправа, а самое главное – здесь храмовый комплекс с недавно отстроенным домом священника, традиционная северная “тройка”: церковь летняя, церковь зимняя, колокольня. Летняя – та самая Успенская, ради которой я сюда и приехал. Шатровая, 1674 года постройки, с ярусными кокошниками на крещатом в плане срубе. Несколько ниже, чем я её себе представлял, зато без обшивки, что на фото у Ополовникова. Красивая, отреставрированная, выглядит вполне крепкой. На самом деле это не совсем так. Проседает висячее гульбище, подпёрто столбами. Полы внутри заметно неровные, стало быть, проседает и сам сруб. Когда возобновлялись службы, а это было года два назад, то служить начинали именно в ней. И она, судя по всему, плохо выдерживала такую нагрузку. Сейчас её как бы поставили на ремонт, иконы – на реставрацию, а для служб восстановили вторую церковь, Афанасьевскую.
Афанасьевская церковь поздненькая, 1857 года постройки, по площади помещения существенно превосходящая Успенскую. Квадратная в плане, с прямоугольным алтарным прирубом с востока и с таким же симметричным прирубом с запада, притвором. Четырёхскатная тесовая кровля с пикообразными окончаниями. По центру кровли едва вырастающий из неё восьмигранный барабанчик тут же венчается рядом пикообразных полиц, поверх которых встаёт следующий восьмигранный барабанчик меньшей ширины, но – якобы световой: каждая грань представляет собой небольшое оконце с расстекловкой 3? 3. Такого я ещё нигде не видел. И венчает сооружение довольно-таки мощная гранёная глава с крестом, покрытая свеженьким лемехом.
На том берегу тоже, оказывается, есть две церкви! Одна из них, Петра и Павла, действующая, хотя к реставрации там ещё не приступали. Службы идут попеременно: то на правом, то на левом берегу. Вторая церковь левого берега, Никольская, ещё не передана, и сделать это пока непросто: в ней магазин.
Всё это нам рассказывает местный батюшка, священник, иеромонах отец Митрофан. Я уже не один, нас много. Я очень удачно присоединился к группе из Апатит, только что приехавшей сюда на тягаче. Их человек шесть вместе с детьми. Они не туристы, просто давно хотели сюда выбраться посмотреть храмы. Я их перехватил, когда они договаривались с батюшкой, чтобы открыть Успенскую церковь, посмотреть иконостас. А из Успенской церкви экскурсия плавно перетекла в Афанасьевскую.
Внутри Афанасьевской церкви довольно уютно. Её внутренний объём разделён ровно напополам вдоль, образуя тем самым два равновеликих придела – левый и правый. Храм зимний, в каждом приделе по печке. Службы идут в левом приделе. Правый пока не освящён, хотя очень скоро это должно произойти, внешне он к этому вполне готов. В каждом приделе по новенькому иконостасу, заказывали в Патриархии. Иконостасы выполнены в золотистых тонах и сами по себе смотрятся довольно красиво. Однако, применительно к деревянному храму, на мой взгляд, как-то не очень вяжется одно с другим. Хотя, в принципе, это не самый худший вариант. Недавно здесь произошло чудо: обновление Ахтырской иконы Божией Матери. Образ, потемневший от времени, вдруг сам собой просветлел.
В недалёком будущем собираются освящать колокольню, она уже почти готова. Про неё следует рассказать отдельно.
Старая колокольня не сохранилась, её возводят заново. В бригаде работает несколько местных мужиков, но руководят молдаване. То, что они построили, являет собой конструкцию типа “восьмерик на четверике” с последующим ярусом звона, завершающуюся небольшим шатёриком с главкой и крестом. Сооружение режет глаз с первой же секунды. Первое, что мне бросилось в глаза – это техническая деталь: очень маленькие выпуски кровли, вода будет стекать прямо на сруб. Непропорционально большой крест. Линии отпиленных торцов брёвен идут все вразнос, особенно это заметно на восьмерике, который, во-первых, сам немного сужается кверху, а во вторых, торцы на нём отпилены под углом в 45 градусов. Два этих обстоятельства существенно усиливают малейшие неточности при установке венцов и отклонения линии пропила. И что уж совсем ни с чем не вяжется – это возведённый на восьмерике в качестве яруса звона уродливый четверик с пропильными проёмами на каждую сторону. Я попробовал батюшке высказать свои соображения, хотя бы по поводу малых выпусков кровли. Тот удивлённо переспросил: “Да? Вообще, колокольню строят по старой фотографии”. Эту старую фотографию я потом видел. Ей соответствует только завершение, самая приличная часть построенного сооружения. На ярусе звона были, естественно, традиционные столбы. И основная конструкция была не восьмерик на четверике, а, насколько можно разглядеть на фотографии, восьмерик на восьмерике с поворотом на половину фазы. Выпуски кровли были действительно небольшими, но старая колокольня была обшита, и вода стекала не по срубу, а по обшивке. Возможно, она была поздняя и прямо под обшивку и строилась.
Однако, всё это хорошо, а дело уже к вечеру, где ночевать будем? Вопрос неожиданно решился с помощью моих новых знакомых из города Апатиты. Они просто напрямую спросили у батюшки: где бы можно было бы? И спросили очень вовремя. Как раз незадолго до этого, пока мы осматривали Афанасьевскую церковь, к батюшке подошли несколько местных женщин и попросили благословения почитать здесь в храме акафист. И как только они читать закончили, батюшка их и озадачил: кто из вас мог бы принять на одну ночь? Вызвалась одна из женщин по имени Зинаида.
Батюшка рекомендует обязательно сходить на родник, на местный святой источник, – это на том берегу, километрах в четырёх от деревни. Говорит, что удивительное, благодатное место. А от своих апатитских сотоварищей я впервые услышал название “мыс Корабль”. Это на берегу моря, километрах в 20 от Варзуги. Там раньше добывали аметисты, и сейчас это самое популярное место у здешних туристов.
Батюшка отец Митрофан деятельный и активный. Сам, судя по всему, питерский. К сожалению, здесь священники часто меняются: за два года это уже третий или четвёртый. Но отец Митрофан, похоже, серьёзно взялся за дело. В ленинградских архивах раскопал старые фотографии здешних церквей, и Афанасьевская со своим световым барабаном восстановлена именно по старому образцу. Никольская церковь с левого берега была, оказывается, очень интересная: семиглавая, 1705 года постройки. К сожалению, пока не удалось найти фотографии церкви Петра и Павла, только издали на общем снимке. Она сама по себе поздненькая, 1864 года постройки, на снимке с трудом проглядывается только завершение, как мне показалось, очень напоминающее завершение Троицкой церкви из деревни Мондино на Онеге: восьмерик со щипцеобразным завершением каждой грани, небольшой шатёрик и барабанчик с главкой. Имеется также фото утраченной ныне церкви из деревни Кузомень: обшитая, скорее всего поздняя, но формы довольно необычной. Просмотр фотографий получился беглым, нас ждала Зинаида, от кузоменьской церкви успел только запомнить два очень похожих друг на друга узеньких вытянутых объёма – храмовое завершение и колокольня.
И ещё одна информация от отца Митрофана, пожалуй, самая интересная. Недавно под его руководством восстановлен крест Безымянного Инока, на берегу моря, на 32 километре от Варзуги. У этого креста необыкновенная история.
Очень давно, в XVII веке, море прибило к тому месту утонувшего инока, в монашеском облачении, нетленного. Местные жители захотели, чтобы он был погребён по христианскому обычаю, а чтобы отслужить панихиду, надо знать имя усопшего. Стали спрашивать по всем окрестным монастырям и скитам, не пропадал ли кто из братии. И выяснилась странная вещь: никто нигде не пропадал, все на месте. Инока того так и погребли как безымянного, а через некоторое время на том месте стали замечать удивительные вещи, которых раньше не было. Там стала лучше ловиться рыба, стали происходить исцеления, – и тогда поняли, что всё это не просто так и стали это место почитать как святое, поставили крест, часовню. Ныне крест восстановлен, часовня же совсем обветшала и завалилась. Уцелевшие брёвна разобрали и разложили на том месте по сторонам света. Собираются тоже восстанавливать.
Вывод однозначный: одной Варзугой моё пребывание в этих краях ограничиться не должно. Но об этом потом. А сейчас попрощаемся с батюшкой и надо быстрей догонять Зинаиду: она уже куда-то всех повела.
Изначально наша ночёвка предполагалась в домике, где останавливаются специалисты-ихтиологи – Зинаида там сторожем, и сегодня домик должен быть свободен. Вариант отпал сразу же: ихтиологи всё-таки приехали. Остаётся одна возможность – у Зинаиды в доме. Она говорит, что места хватит всем, её девчонок сегодня не будет, они её в эту ночь подменяют на работе. Имеется, правда, один нюанс. Муж Зинаиды – как бы это поаккуратнее сказать – перебрал немного лишнего и ныне пребывает в отключенном состоянии. Судя по поведению хозяйки, особых проблем в связи с этим быть не должно, но мои новые спутники заметно смутились. Тем не менее, в дом зашли, расположились на кухне.
Домашняя обстановка хранит отпечаток жизни довольно сумбурной. Зинаида крутится, как может, работает одновременно в нескольких ипостасях. Познакомила нас со старшей дочкой Юлей. Девушка на выданье – 17 лет, красивая, статная. А вот и муж Саша проснулся. Услышал голоса, заглянул на кухню. Нормальный, в общем-то, мужик. Привёл себя быстренько в порядок и ушёл куда-то со своим крестником. Он ему теперь пытается заменить настоящего отца, недавно утонувшего.
Узнав, что я немного занимаюсь реставрацией деревянных памятников, Зина заметно оживилась и сказала, что мне обязательно надо сходить к Петру Прокофьевичу Заборщикову. Это имя я слышу уже не впервые, мне его называли ещё в Умбе, в церкви. Световой барабан и лемех на главе Афанасьевской церкви – его работа. Сходить к Петру Прокофьевичу – я с превеликой радостью, только, если можно, завтра утром, сегодня неплохо бы немного отдохнуть. Зина быстренько с ним созвонилась и сообщила вердикт: “Пётр Прокофьевич может прямо сейчас, завтра утром будет занят”. Стало быть, никуда не деться, надо бежать: “потом” ничего не бывает.
Приходится переправляться на тот берег. А обратно как? Сейчас шесть часов вечера, перевоз работает до восьми. Но об этом лучше не думать.
Пётр Прокофьевич к гостям привычный. Говорит, что все туристы, которые сюда приезжают, обязательно к нему заходят. С ним советуются даже московские архитекторы. Это и понятно: Пётр Прокофьевич в некотором роде хранитель здешних плотницких традиций, единственный такой на всё село. На вид лет 65, он является прямым потомком Климента Заборщикова, строителя Успенской церкви. Поскольку многие старые плотницкие приёмы ныне забыты, Пётр Прокофьевич до некоторых нюансов зачастую вынужден доходить самостоятельно. Но он серьёзно увлечён своим делом, изучает старые источники и намерен для музея восстановить здесь путём переборки дом купца Калачёва, 1904 года постройки. Уже проведены подготовительные работы, заготовлен частично материал. Одно плохо – толковых помощников и последователей, к сожалению, нет, работать приходится главным образом в одиночку. В 2004 году дому 100 лет, надеется успеть. Приезжай, говорит, на юбилей.
Дом этот, надо сказать, один из самых старых и один из самых больших во всём селе. Здесь вообще старых домов сохранилось очень мало. Кроме того, я был немного удивлён тем, что традиционные дома здесь очень маленькие – по сравнению с другими северными местами, скажем, с Архангельской областью или Республикой Коми. Никаких двухэтажных, никаких высоких подклетов, никаких 6-7 окон на фасаде. Низенькие домики, в основном обшитые и покрашенные, на фасаде обычно два окна стандартных размеров и одно большое, наособицу, квадратной формы, “тальянское”, как его здесь называют. И примерно с начала XX века углы рубили уже “в лапу”, без выступающих концов брёвен, так называемый “холодный угол” – в отличие от “тёплого”, рубленного “в чашу”, с выступающими концами брёвен.
Полностью совпали наши мнения по поводу новой колокольни. По поводу старой небольшое несовпадение: на основании той же фотографии Пётр Прокофьевич считает, что там был не восьмерик на восьмерике, а восьмерик на шестерике – конструкция, на мой взгляд, просто несовместимая. А насчёт восстановления церквей по старым образцам – на самом деле всё не совсем так. В алтарях здешних деревянных храмов всегда было по двое врат: царские и пономарские (северные). Южных врат не было. И, собственно, конструкция на это и рассчитывалась. А в Афанасьевской, в обоих приделах, специально под новые иконостасы в несущей стене были пропилены проёмы под южные врата. Это, естественно, ослабило сооружение.
Разговаривали мы часа два. Вернее будет сказать, разговаривал в основном он, я больше слушал. И узнал немало интересного. Например, что в Варзуге есть известный фольклорный народный хор, недавно ему исполнилось 65 лет, был большой праздник. Два года назад, путешествуя по Лешуконью, очень приятно было узнать, что моя фамилия лешуконская. Сколь же радостно было услышать сейчас, что моя фамилия, оказывается, ещё и терская! Это мои места! И я из них так просто не уеду. Вон Пётр Прокофьевич говорит, что есть ещё деревянная церковь в Кашкаранцах и ещё в какой-то из дальних деревень – то ли в Тетрино, то ли в Стрельне. Ни в Тетрино, ни в Стрельну я, естественно, в этот раз не попадаю, а вот Кашкаранцам теперь от меня однозначно не отвертеться! А ещё почему-то всё больше и больше хочется попасть в Кузомень, несмотря на то, что там ничего не сохранилось. И не ради каких-то там особенных кладбищенских крестов со скруглёнными перекрестиями на концах, которые Пётр Прокофьевич так мечтает сам научиться делать. Это лишь повод. Там – море, а находиться вблизи Терского берега и не побывать на самом берегу – это, по меньшей мере, нелепо. Пётр Прокофьевич дал пару кузоменьских адресов, к кому можно обратиться.
На переправу я, разумеется, опоздал. Пётр Прокофьевич напоследок напоил меня чаем с пирогом и совсем на прощание сказал: “Ну, уж если совсем ничего не будет на тот берег, что ж делать – возвращайся, что-нибудь придумаем”. Понятно, что странников принимать ему сейчас не с руки, к самому родственники понаехали.
Уже вечер, и жизнь в деревне потихоньку затихает. У реки тишина, никого народу, только двое пацанов в заводи рыбу удят. Говорят, что на тот берег сегодня ещё поедут. Надо ждать. А пока займёмся делом. Попробуем систематически изложить то, что довелось за этот день узнать о здешней жизни и здешних местах и то, что ещё предстоит узнать в ближайшие дни.
Когда я спрашивал, какая здесь вообще система власти – сельсовет или что, мне как-то неопределённо отвечали: “У нас – Председатель”. Возможно, я сейчас изложу картину не совсем точную, но насколько мне удалось понять, здесь мощный рыболовецкий колхоз, специализирующийся исключительно на красной рыбе и, соответственно, на красной икре. Вообще здесь “рыбой” называют исключительно сёмгу, всё остальное – это не рыба. Даже горбуша: пока она в море, её ещё можно есть, а как зашла в речку – это уже всё, на выброс. Заправляет всем делом Председатель по фамилии Калюженный. Этакий местный царёк, посему, думаю, будет вполне уместно писать его с заглавной буквы. У этого колхоза в Мурманском порту имеется штук шесть рыболовецких судов. А места здесь, в отличие от Умбы, на сёмгу необычайно богатые, сама прёт в сети, её отгоняешь, а она всё равно прёт. Продукцией распоряжается исключительно Председатель, там и экспорт, и валюта. Иностранцев сюда немало приезжает, любителей порыбачить, поохотиться. Их забросят вертолётом на какое-нибудь лесное озеро, потом только продукты подвозят. Вертолётная площадка прямо здесь, на вершине холма. Председательский Ми-8 летает постоянно, весь световой день.
Строится школа, отель, ресторан. Работяги между собой с долей иронии называют Председателя “кормилец”. Действительно, в отличие от безработной округи, работой здесь народ обеспечен. Вон Зинаида, аж света белого не видит. Однако народ своим кормильцем не вполне доволен. Как и положено местным царькам, очень многое он делает по своему произволу. Например, с одной стороны, финансирует восстановление церквей, с другой – затеял строительство ресторана в двухстах метрах от храмового комплекса, то самое фешенебельное сооружение.
Ещё один интересный момент. В магазине у меня не приняли ветхую купюру, объяснили, что все деньги вращаются здесь же, сдать их некуда, ближайший банк в Умбе. Опять же здесь заправляет Председатель: он поставляет товар, он же забирает выручку.
Вопреки моим ожиданиям здесь бывает довольно много туристов, в основном из ближних мест – мурманские, питерские. Вероятно, поэтому, а может быть в связи с активным строительством капитализма в отдельно взятом селе, здесь, в отличие от Вашки или Мезени, пришлых людей привечают не особо. Могут просто не заметить. Возможно, так было не всегда. Пётр Прокофьевич рассказывал, что в былые времена на любой рыболовецкой тоне проходящего путника всегда бы приняли, накормили, позволили отдохнуть. Сейчас такое осталось, пожалуй, только за устьем Варзуги, в дальней бездорожной части Терского берега.
С другой стороны, поскольку здешний народ к туристам привычный, не приходится никому подолгу объяснять, кто я такой и что здесь делаю, что я просто путешествую, знакомлюсь с местами, общаюсь с людьми, фотографирую церкви. По прошлому опыту знаю, что это не всегда воспринимается адекватно. Бывало даже, что считали это психическим отклонением: как же, забраться в такую даль, не на рыбалку, не на охоту, не за ягодами, а просто, чтобы сфотографировать полуразрушенные церкви.
Однако пора кончать это лирическое отступление, похоже, ребята были правы: кто-то определённо спускается к лодке. Да это же Стас, из тех, что колокольню строят, бригадир. Возвращается от своей девушки. Та его провожает, радостная, счастливая. Молодцы пацаны! Всё про всех знают.
Лёгкие сумерки, середина реки, тишина, только шуршание вёсел, лодка медленно движется к противоположному берегу. Кажется, что больше в жизни ничего и не нужно. Чувство какой-то необыкновенной полноты. Может быть, именно это и называется счастьем?..
Всё, быстро до дома! Меня, наверное, уже заждались. Так, кажется знакомые лица. Точно – Александр, Зинаидин муж со своими приятелями, кучкуются за магазином. С целью, надо полагать, вполне определённой. Хоть виделись мельком, но он меня узнал, поприветствовал, даже выпить предложил.
Дома с удивлением обнаружил, что мои сотоварищи из Апатит все куда-то бесследно исчезли. Зинаида удивлена не меньше моего. Но, в конце концов, ей теперь проще. Девчонок сегодня действительно не будет, и я расположился в их комнате, согласившись поработать утром в качестве будильника.
Утром Зинаиде бежать на работу, мне тоже желательно не мешкать. Быстренько попить чайку с тем, что осталось, и вперёд. Надо только уточнить один момент.
Судя по автостопному описанию, в Варзуге должна быть рабочая столовая. Как выясняется, она действительно есть. В гараже. Как говорит Зинаида, самый обшарпанный вагончик. Сегодня там дежурит Ира, её подруга. Надо ей сказать, что я от Зины, тогда она покормит.
Раннее утро, солнце с востока. Сделать здесь пару предварительных кадров, да и на тот берег: сегодня предстоит обширная программа.
Левобережная часть села не совсем обычная. Узенькие пешеходные улочки, совершенно не приспособленные для проезда машин. Это и понятно: машина сюда сможет проехать разве что зимой, по льду. А вот и церкви. Небольшое неудобство: окружающее пространство застроено домами, трудно выбрать точку для съёмки.
Никольская церковь, в которой магазин, довольно обширная по размерам и, что интересно, сильно растянута в ширину по линии север–юг. Центральный объём, с далеко выступающей пятигранной алтарной апсидой, перекрыт на четыре ската и расширен наличием двух симметричных довольно объёмных приделов, несколько меньших по высоте. Семь глав здесь могли располагаться таким образом: пять над центральной частью и по одной над каждым приделом. Если смотреть с западной стороны, то весь этот широкий объём как-то вдруг резко обрывается одной общей стеной. Возникает ощущение, что раньше здесь что-то было пристроено ещё, хотя нет никаких видимых следов, всё скрыто под обшивкой. Но крыльцо-то, по крайней мере, должно было быть.
Церковь Петра и Павла представляет собой длинный однородный объём с полностью утраченным завершением, перекрытый на два ската и заканчивающийся с восточной стороны пятигранной алтарной апсидой. Только небольшой деревянный крест, прибитый над входом, свидетельствует о том, что это действующая церковь.
Рядом с церковью Петра и Павла стоит некое бревенчатое сооружение, перекрытое на два ската, похожее на сарайчик средней величины. Но это не сарайчик. Это то, что осталось от колокольни, её нижняя часть. Таким образом, хотя и в урезанном виде, но здесь присутствует вся храмовая “тройка”.
Невдалеке стоит большой двухэтажный дом с явными признаками запустения – бывший дом священника. Зрелище он собой являет сейчас довольно невзрачное, не стоит его даже и снимать. Пора двигать на родник. Дорогу Пётр Прокофьевич описал вчера довольно подробно.
Родник находится на ручье с названием Собачий. И сам родник до недавнего времени тоже назывался Собачьим. Сейчас его освятили во имя Владимирской иконы Божией Матери, после чего он стал называться родником Владимирской иконы.
Главное – правильно встать на лесную тропу. Сначала подняться на “первую гору” – холмистую береговую гряду – и, перевалившись через неё, очутиться будто бы в другом мире – в длинной ложбинке с удивительной тундровой природой: низенькая травка, редкие малюсенькие сосенки, берёзки, можжевеловые кустики, россыпи вереска, небольшие озерца. Потом “вторая гора”, на которой старый аэродром. Оставляя в стороне старое здание аэропорта, стёжка определённо ведёт сквозь взлётную полосу, песчаную и хорошо раскатанную, и, сливаясь с другими такими же стёжками, выходящими с разных концов деревни, входит в лес и превращается в хорошую тропку. Кажется, вышел правильно.
А это что за громадный прогал по правую сторону? Лесное озеро? Какая, однако, ровная, зеркальная водная гладь! Деревья отражаются идеально. Ёлы-палы, да это не озеро! Огромная пропасть, провал с десятиэтажный дом, поросший лесом, с гулко журчащим ручьём на дне. Пётр Прокофьевич называл мне ориентир “Собачья яма”. Видимо, это она и есть.
Всё замечательно, однако какое-то странное ощущение. Что-то не так. Невероятно! Комаров нет! Совсем нету комаров! Почему? Так не бывает. 17 июля, самое комариное время на Северах. И, тем не менее, накомарник не нужен. Можно даже снять штормовку, остаться в футболке, потому что жарко. И ещё совсем не нужны сапоги-болотники, в них только ноги парить – тропинка сухая и очень хорошая.
Вот первый ручей, через некоторое время второй ручей, тот самый Собачий, где мостик с перилами, потом левый отворот от основной тропинки, и вот он родник.
Вода в роднике слегка сладковатая и очень приятная на вкус. Несколько старых деревянных крестов, небольшая иконка, свеженький дощатый настил, скамеечка. Чуть в стороне два столбика с перекладиной, на которой развешаны штук пять деревянных черпаков, настоящих, старинных, долблёных. Здесь традиция: надо три раза окатить себя водой из родника. Ну, я на такое не сподобился, покропил на себя символически из самого маленького черпачка.
В таких местах обычно бывают полчища комаров. И здесь они тоже есть. В количестве нескольких представителей. Раза три даже укусили.
Хорошо здесь, однако, дело к полудню. Набрать бутылочку водички, да и обратно, на правый берег. Солнце уже должно встать на южную сторону, надо делать основную серию снимков. Я стал привередливым в последнее время – подавай мне для съёмки исключительно хорошую погоду, лучше всего солнце в дымке...
Утомляет эта всегдашняя беготня в поисках оптимальной точки съёмки. В таких поездках меня всегда охватывает какая-то страсть: обязательно надо всё запечатлеть на фотоплёнку. Будто бы я сюда приезжаю исключительно ради этого.
Всё, пора идти искать столовую. Официально у рабочих обед с двух до трёх, Зинаида говорит, лучше появиться пораньше, за полчаса.
Метров 300 по основной дороге на Умбу, потом левый отворот – там гараж. Обшарпанный вагончик-столовую нашёл не сразу. Назвал Ире пароль: “Я от Зины”. После этого началось нечто фантастическое.
Сначала передо мной поставили пол-майонезной банки красной икры. Принесли большущий таз с салатом – бери сколько хочешь. Огромную, до верха наполненную тарелку грибного супа. Внушительную горку картофельного пюре с котлетами из красной рыбы. Чуть не вырвалось: “А компот?” Ну а если говорить по правде, на таких трассах всегда возникает проблема с полноценным питанием, просто некогда им заниматься. Теперь же я заправлюсь, пожалуй, на целые сутки.
Ну хорошо, и сколько же с меня за такой царский обед? Ответ был лаконичным:
– Всё. До свидания.
Это уже совсем ни в какие ворота. Так не бывает.
– Бывает. В Варзуге.
Ну вот – поели, теперь можно и поспать. Или съездить куда-нибудь ещё, в какой-нибудь Кузомень. Мужики в столовой сказали, туда сегодня должна быть машина, УАЗик лесничего, Вишнякова Геннадия Власьевича.
Вишняковский УАЗик-фургон одиноко стоит в гараже. Когда поедет – неизвестно. Хозяина нет уже довольно долго. Хуже всего, что я не знаю его в лицо. А ещё очень жарко в сапогах. Добежать что ли до дома переобуться? А если уедут без меня? Ладно, в такой ситуации всё равно не угадаешь, попробуем сбегать.
Кузомень
У Зинаиды к двери приставлена лопата – никого нет дома. Двери здесь не запирают. Бегом переобуваемся, вещи оставляем здесь, поедем налегке, с маленьким рюкзачком. Не забыть обратно лопату приставить.
В гараж прибежал к трём часам. УАЗик, слава Богу, ещё здесь. Как выясняется, мог бы и не спешить. Мне ещё предстояло долгое и нудное ожидание под палящим солнцем среди грязных бочек с чем-то масляным. С Геннадием Власьевичем я договорился сразу, но выехали мы только в шестом часу: всё остальное время он ремонтировался, вернее, не столько ремонтировался, сколько договаривался о ремонте и ругался с рабочими. А потом ещё заехал в деревню и набрал полный фургон народа. Но для меня оставил одно место, рядом с водительским.
Всё, кажется наконец-то организм перестроился на походный режим. Два с половиной дня на это потребовалось. Правильно меня тогда в Умбе не взял автостоп.
Геннадий Власьевич – лесничий не только в ближней округе, но и по всей дальней части Терского берега, до конца района. Он усмехается по этому поводу: “Я, – говорит, – здесь самый богатый человек – 200 тысяч гектаров леса”. Дом у него в Кузомени, он, собственно, сейчас туда и возвращается.
5 километров едем по основной трассе в сторону Умбы, потом левый отворот с указателем: “Кузомень, 18 км”.
На самом деле изначальный проект дороги из Умбы был не на Варзугу, а на Кузомень. На Варзугу её завернули насильственно в последний момент. Что же касается Кузоменя, то денег хватило только на то, чтобы спрямить самые труднопроходимые, болотистые участки старой дороги из Варзуги. Построили четырёхкилометровый отворот от основной трассы, и деньги кончились. Но спрямить успели.
Вот как раз заканчивается этот хороший четырёхкилометровый участок, и мы вливаемся в старую дорогу, идущую через сосновый бор, сухую и песчаную, но уже не такую ровную.
Геннадий Власьевич время от времени комментирует дорогу: “Вот это место называется “чёртов перевал”. Немало машин здесь увязло, на этом подъёме”. “А это место – “железные ворота”. Никак их не объедешь”. Действительно, с обеих сторон плотные ряды деревьев.
Наконец, из бора мы выезжаем, и дальше начинается настоящая песчаная пустыня. Огромная и бескрайняя. Только монотонная вереница телеграфных столбов, уходящая куда-то в невидимую даль. Да кочки с пробивающейся сквозь песок чахлой травкой. Этакие северные Каракумы вблизи полярного круга. Слева из-за поворота появляется река Варзуга. Сама пустыня необычного красноватого цвета от россыпи по всей песчаной поверхности красно-бурых камешков, мелких и покрупнее. Дорога наша уже, собственно, и не дорога, а просто большое скопление машинных следов, кто как смог проехать. Теперь понятно, почему сюда в качестве автобуса должен ходить именно ГАЗ-66. Здесь не пройдёт даже ПАЗик.
До деревни от бора по этим пескам километров 6. Геннадий Власьевич выруливает на деревенскую улицу и тормозит машину – всё, довёз, приехали. Что ж, ясно, спасибо и до свидания.
Деревня Кузомень вытянулась вдоль берега Варзуги метров на 800. Одна длинная улица между двумя рядами домов. Очень интересная деревня: стоит в песках. На улице деревянные тротуары, иначе невозможно ходить. Только непосредственно у берега реки полоска зелёной растительности. Дома здесь, как и в Варзуге, небольшие, хотя чуть поинтереснее. Выделяются два огромных двухэтажных дома, фасадами обращённые к речке. Вполне возможно, что они поздние, но ничего другого примечательного здесь нет. У дальнего конца деревни стоит нечто, будто пришедшее из другого мира. Скопление из нескольких обращённых в разные стороны параболических антенн, огромных, на мощных основаниях. Похоже на какую-нибудь станцию слежения, только самой станции нет, одни антенны, тем не менее, активно действующие. Судя по всему, здешнее телевидение идёт именно через них.
С противоположной относительно реки стороны, километрах в полутора – Белое море. Река и морской берег сходятся здесь под сильно острым углом, образуя тем самым длинный-длинный песчаный мыс, ту самую песчаную пустыню длиной 8 километров и шириной в среднем около километра. Там, где река Варзуга впадает в море, этот мыс-полуостров завершается узенькой оконечностью, напротив которой на карте обозначена деревушка Устье Варзуги. Вон она, виднеется вдалеке. До оконечности мыса 4 километра, как раз в ту сторону по песку идут две машинные колеи. Что-то есть такое завораживающее и притягательное в этих бескрайних песчаных далях, что ноги сами понесли вдоль реки в сторону устья. Побоку двухэтажные дома, побоку кладбищенские кресты, про адреса, что дал Пётр Прокофьевич, я вообще забыл – если ноги сами несут, препятствовать им не следует. А что дело к вечеру, так вон вдали на берегу виднеется несколько одиноких избушек, может, какая из них и сгодится, чтобы переночевать.
Хорошие у меня ботинки – глухие, песок внутрь не просачивается, идёшь себе и идёшь. Параллельно, слева по ходу, как-то очень настойчиво и определённо, прямо по песку тянутся две двойные жилы провода. Изредка приподымаются на какие-то сомнительные столбики высотой в полметра и дальше снова тянутся по песку. Мелькнула абсурдная мысль: силовой провод, что ли из Кузоменя в Устье Варзуги? Что-то птицы как-то сильно раскричались, разлетались. Похоже, здесь у них гнёзда. Тёплый ветерок методично дует в лицо. Мгновение – и прошёл атмосферный фронт, ветер усилился и стал резко прохладным. Надо надевать штормовку и запираться на все застёжки-пуговицы.
И вот мои машинные колеи сближаются с песчаной дорогой, идущей вдоль берега моря, и вливаются в неё. Это та самая старая дорога из Умбы. Ведёт прямо на мыс-оконечность, к устью Варзуги.
Река Варзуга перед своим устьем разливается широким плёсом, после чего впадает в море через узкую горловину-пролив. По ту сторону горловины – деревня Устье Варзуги, с десяток домиков, в основном барачного вида. А провод тот, похоже, и правда силовой. Или телеграфный. Вот он поднимается с земли на высокий столб с большой бухтой наверху и от этой бухты тянется через пролив в деревню.
На речной отмели – заброшенные суда. Старый рыбацкий карбас и уже вросший в речное дно двухмачтовый кораблик, накренённый под 45 градусов. Какой-то хохмач написал у него на борту: “TITANIC”.
Море здесь совершенно открытое, ни одного островка, ни одной бухточки, поэтому постоянный ветер, постоянный прибой. Вообще, из всей площади Белого моря выделяются участки, имеющие собственные названия: воронка, горловина, губы Мезенская, Двинская, Онежская и Кандалакшский залив. Всё, что сверх того – это как бы его центральная часть, основное водное пространство. И вот здесь как раз оно и есть.
Триангуляционный знак, геодезическая вышка, несколько заброшенных рыболовецких сарайчиков. В одном была весовая, в другом склад, жить там нельзя. На берегу моря, метрах в пятистах, стоят ещё два домика. Но прежде, чем туда направиться, нельзя же не воспользоваться случаем обозреть здешние просторы с высоты геодезической вышки.
Вон она, дальняя часть Терского берега, глухая и бездорожная. Но пешком, говорят, идти вполне можно: ровно и сухо, речки легко переходятся вброд. Пётр Прокофьевич рассказывал, несколько лет назад один товарищ там даже проехал на велосипеде.
После Устья Варзуги первая деревня, Чаваньга, через 40 километров. Потом они идут немного скученнее: Тетрино, Стрельна, Чапома. После Чапомы начинается уже горловина Белого моря. Последняя деревня Терского района, Пялица, стоит также на отшибе. Терский район заканчивается, однако Терский берег продолжается ещё довольно далеко, плавно переходя с южного берега Кольского полуострова на северный, и заканчивается у мыса Святой Нос, границе Белого и Баренцева морей.
В одном из тех дальних домиков на берегу вполне можно жить. Это старая рыболовецкая тоня. Домик большой и просторный, с сенями. Два окна выходят на море. Печка, немного дров, трое лежанок-нар, стол, скамейки. Больше ничего нет. Только большое количество пустых бутылок. Судя по имеющимся надписям-“автографам”, здесь иногда тусуется местная молодёжь. Ну а у нас что имеется? Полбутылки родниковой воды, два апельсина, печенья чуть больше пачки, 100 грамм карамели из местного магазинчика. Это мне и на ужин, и на завтрак. На обратную дорогу можно будет что-нибудь здесь купить.
На море лёгкая волна и отлив. Куйвата (прибрежная кромка дна, открытая отливом) твёрдая, вполне можно ходить, но узкая, отсилы метров 50. Это не Поморский берег, где её ширина доходит до двух-трёх километров. Я, кстати, так и не выяснил, знают ли здесь вообще это слово. Вполне возможно, что нет.
В избушке тихо и спокойно. Доносится приглушённый шум прибоя. И никого – только море и я, песчинка на его берегу. И оттого слегка щемит на душе – тревожно, но одновременно как-то сладко-завораживающе...
Наконец-то можно хоть немного отдохнуть от этой беготни, попытаться упорядочить впечатления, сделать кое-какие записи. А потом – выбрать нары поровнее и с максимальной отдачей использовать всё то, что имеется в моём рюкзачке. Подстилкой будет сидушка. Подложу её под самое уязвимое место, которому обычно бывает наиболее жёстко. Сумка от фотоаппаратов, накомарник и сам рюкзак – всё это вместе будет подушкой. Накидка от дождя – одеялом. Надеть на себя всё, что есть, ботинки можно не снимать. Дверь здесь плотная, в окна тоже не дует, как-нибудь перекантуемся до утра.
От холода просыпался два раза. Окончательно поднялся в 6 утра. Ну и колотун! А снаружи так вообще – хоть из дома не выходи. Всё небо затянуло, холодный пронизывающий ветер. Только бы не было дождя. Но слишком долго здесь засиживаться не следует, перекусить тем, что осталось, и надо выдвигаться. Застегнуться на все пуговицы-молнии, затянуться на все шнуры. Впрочем, это не сильно поможет. Хорошо, хоть сейчас ветер в спину. Периодически накрапывает мелкий дождик.
Возвращаться в Кузомень будем другим путём. Километра три с половиной по старой умбской дороге, пока не поравняемся с деревней. Вон она виднеется вдали. А потом напрямую, сквозь песок, по старой машинной колее, через взлётную полосу заброшенного аэродрома, здесь уже недалеко. Но в деревню чуть позже. Вон слева на отшибе кладбище, надо посмотреть, что там за особенные такие кресты.
Кладбище находится посреди песков и представляет собой невысокий песчаный холм. В крестах я ничего особо примечательного не нашёл, не стал даже фотографировать. Однако нельзя же не сделать в Кузомени вообще ни одного снимка. Заснять хотя бы тот самый большой двухэтажный дом и ещё один домик, показавшийся мне интереснее других: в пять окошек на фасаде, с просторной светёлкой.
Людей на улице мало, никто меня в упор не замечает. Пора отсюда двигать, обратно в Варзугу. Ждать машину, очевидно, смысла не имеет, надо идти пешком. Машина, если и будет, догонит. Моя задача – успеть в гараж хотя бы к концу обеда. Дежурит сегодня в столовой наверняка не Ира, однако попробовать стоит.
Всё, “включаем счётчик”, основной прибор – часы. Сейчас 10.30 – покидаем Кузомень.
Первые 6 километров идёшь сквозь песчаную пустыню. Ноги вязнут, но не очень сильно, всё-таки 5 км/ч я там вытягивал. Лучше идти не по основной колее, а по какой-нибудь боковой или даже по целине, там не так рыхло.
11.40 – закончилась пустыня, начинается бор. До основной трассы 8 километров по старой дороге, потом ещё 4 по новой. Дорога песчаная и рыхлая, но можно идти не по ней, прямо по мху или по тропинке, если таковая есть. В таких песчаных борах дорога обычно начинает сильно ветвиться, потом эти ветви обратно сходятся. Или не сходятся. Здесь не должно быть никаких существенных отворотов, однако лучше придерживаться основной, самой накатанной. Вышел на свою крейсерскую скорость – 6 км/ч. Бор сам по себе очень приятный, исключительно невысокие сосенки. На небе лёгкий слой облачков, прохладный ветерок, не жарко. Для переходов самая идеальная погода. Но какое-то странное ощущение. Понял не сразу. Всё то же явление – нет комаров! За всю дорогу укусили всего раза два. Тогда в Варзуге у родника я подумал, что это какая-то локальная нелепая случайность. Оказывается, нет. Объяснить это я не могу. Насколько я понял, обычно их здесь бывает много, как и везде. Сейчас же вообще никакой мошки, никого летающего. Только изредка пролетит пара каких-нибудь несерьёзных мушек. А так можно скинуть штормовку, лечь на травку отдохнуть, никаких тебе внешних помех.
13.00 – начинается новая дорога, 13.40 – выхожу на основную трассу. Прошёл по ней метров 700, после чего удачно тормознул легковушку. В гараж прибыл в 14.00 – как раз к началу обеда.
Снова Варзуга
Ну и где мой любимый задрипанный вагончик? Как я и предполагал, Ира сегодня не работает. Новая дежурная потребовала санкции Председателя. Как раз он сейчас здесь, за складами.
У складов мужики выгружают лотки с рыбой. Председателя долго искать не пришлось. Увидел его, наконец, воочию. Дородный, украинского вида, этакий станичник, с брюшком и пышными усами. К моей ситуации отнёсся с пониманием и позволил с барского плеча воспользоваться услугами задрипанного вагончика.
Красной икры сегодня не было. Зато была уха из красной рыбы. И по объёму порции не уступали вчерашним. Бдыть!* Сейчас спою!
Времени ещё немного, середина дня. Что мне ещё осталось доделать здесь в Варзуге? Пополнить запасы продуктов, заснять этот берег с противоположного, ну и чтобы не был сапожник без сапог, как-то запечатлеть и себя самого на фоне церквей. И можно ехать дальше.
Правый берег с левого приходится фотографировать строго против солнца. Поэтому обязательно необходима облачная погода. Сейчас как раз именно такая и есть. Но едва я спустился к переправе, как облака прямо на глазах стали рассеиваться, и пока я переправлялся, рассеялись все без остатка. Ёлы-палы! Не люблю сидеть ждать погоды. Времени мало, постоянно на нервах. Особенно если, как в этот раз, так и не удаётся её дождаться.
Точку для съёмки себя самого выбрал на холме, возле Зинаидиного дома. Ни Зинаиды, ни Александра дома нет, все на работе. Зинаиды сегодня не будет вообще: она в ночь. Дома одни девчонки. Не самый лучший вариант. Придётся просить Юлю запечатлеть меня на выбранной точке. И благодарить хозяев за приют тоже придётся в лице Юли. Уже шестой час вечера, но по всем признакам, не стоит более нагружать Варзугу своим присутствием. Поедем бомжевать дальше, будем нагружать Кашкаранцы. Судя по всему, там придётся на какое-то время задержаться. Кроме того, что там деревянная церковь, я по карте вычислил, что оттуда совсем недалеко до креста Безымянного Инока, километров 6-7 всего. Да и мыс Корабль вполне достижим...
Кашкаранцы
Ну и на чём мы поедем в такое время? Где выберем позицию для стопа? У выезда из гаража? А вот что это там такое белеется у переправы? “Газель” что ли? Это интересно...
Проблем не возникло. Только пришлось подождать, пока переправятся с того берега. До Кашкаранцев домчались со свистом и пылью из-под колёс.
А вот и церковь. Как я её не заметил на пути туда – ведь автобус в деревню заезжал. Стоит на краю деревни. Стандартной конструкции, обшитая, судя по всему, поздняя. Квадратный в плане основной объём, пятигранная алтарная апсида, трапезная – по длине такая же, как и основной объём, но пониже и поуже. Двускатная кровля, завершение не сохранилось. Всё вроде бы простенькое, но глаз почему-то радует: очень приятные пропорции. Используется как клуб. С западной стороны явно современная пристройка, перекрытая на один скат, клубное помещение. Пока ещё достаточно светло для фотосъёмки, надо сделать хотя бы пару кадров. Самая лучшая точка – с крыльца ближайшего домика. Заодно, может быть, привлеку внимание его обитателей.
Внимание привлечь удалось. Из домика вышла бабушка, поинтересовалась, кто я такой и что здесь делаю. Я ей с готовностью всё объяснил, даже задал пару неконкретных вопросов. Но наше общение на этом и ограничилось, номер не прошёл. Надо искать другие варианты и заодно сориентироваться в здешних местах.
Линия Терского берега в основном ровная. Но в этом месте она резко выдаётся в море, образуя небольшой полуостров, который, собственно, и занимает деревня Кашкаранцы. Стоит прямо у воды. С трёх сторон море, и даже не сразу понятно, с какой стороны шумит прибой. Самое примечательное здесь сооружение – огромный маяк. Находится в непосредственной близости от деревни, к нему прилегает небольшая огороженная территория со своим комплексом построек. С другой стороны деревни, чуть поодаль, виднеется воинская часть с выделяющейся двухэтажной кирпичной коробкой.
Можно попробовать вписаться на маяк. У въезда на территорию – несколько слегка выцветших угрожающих надписей типа “Объект МО РФ” и “Посторонним в.” Рядом калитка, без охраны и постоянно открытая. И забор только с одной стороны, с другой только одна секция. Некоторые постройки явно жилые. И свободное место для одного человека на одну ночь, думаю, могло бы найтись. Надо искать самого главного начальника.
Главный начальник в отъезде. Того, кто его замещает, тоже на месте нет. И вообще это военная часть, режимный объект, и по моей надобности обращаться сюда не совсем по адресу.
Возможно, что и не так всё однозначно, но сейчас не хочется лишних моральных нагрузок, хочется просто отдохнуть. Пойдём в деревню по второму кругу.
Кашкаранцы – деревня не очень маленькая. Но, как мне потом объяснили, постоянно здесь живут только в двух домах. В остальные приезжают как на дачу, и народ здесь в основном городской. Со всеми вытекающими. Вот удалось сейчас пообщаться с одним таким дачником. Задал ему несколько дежурных вопросов, после чего стало ясно, что он не местный и перспектив никаких нет.
Однако, время критическое, девятый час вечера. То, что я здесь свечусь уже около часа, эффекта не даёт. Надо на всякий случай присмотреть себе какой-нибудь пустующий сарайчик, желательно не очень грязный. Есть тут один такой, бывший колхозный, с остатками сена и выставленными окнами. И в эти окна сильно поддувает, а ветра здесь не стихают. Поэтому лучше будет вспомнить свой стародавний опыт фольклорных экспедиций. Там нас иногда пускали ночевать в клуб. Клуб здесь в наличии, надо только найти заведующую. Вон у колодца трое девчонок лет двенадцати, можно их спросить. Девчонки сказали, что зав. клубом здесь Ира Сидорова, и дом её недалеко от клуба, объяснили какой именно. Интересно: они её так по-свойски называют, она что, молодая? А вот этого спрашивать не следовало. Вопрос был понят неадекватно. В ответ посыпалось наперебой: “У неё трое детей. И муж. И коза”. Коза, несомненно, – самое страшное, что может быть в подобной ситуации. К слову сказать, молочка от этой Сидоровой козы (в прямом смысле!) я попробовал уже в этот вечер. Очень даже приятное на вкус.
Ирина открыла мне в клубе Ленинскую комнату, ту самую западную пристройку. Комната совершенно замечательная – большая, места много, имеется стол, кресла. Электричество пока ещё тоже есть. Здесь его дают с семи до двенадцати вечера и утром совсем ненадолго – дизель, слышно, тарахтит в сарае. Поэтому народ здесь живёт без холодильников, питается консервами.
Клуб сегодня открыт, в нём тусуются несколько местных подростков. Очень своеобразно проводят время: приносят с собой магнитофон и просто сидят в зрительном зале, слушают музыку. И, в общем, не мешают. Ирина скипятила мне у себя на газу пол-кана воды, сейчас что-нибудь сообразим себе на ужин...
Ну вот, кажется, все проблемы на сегодня решены, можно теперь немного сбросить напряжение, например, сходить к морю.
Морской берег здесь низкий и плоский, представляет собой зелёный лужок с низенькой травкой, метрах в тридцати от воды переходящий в каменистую россыпь. Камни в основном того же красно-бурого цвета, что и в кузоменьских песках, но встречаются и самые разные: серые, синие, зелёные, красные, пятнистые, в полоску, в крапинку, с причудливыми узорами. Преобладающий размер – в три-четыре ладони, хотя встречаются самые разные: от совсем мелких до крупных валунов.
Как хорошо белой ночью просто ходить по берегу моря и ни о чём не думать! Только слушать шум прибоя да смотреть на волны, разбивающиеся в мелкие брызги на излёте. И скрипеть камнями, перекатывающимися под ногами.
А если по правде, то удавалось это с трудом, в части “ни о чём не думать” и “сбросить напряжение”. Есть у меня одно дурное свойство: если я наберу обороты, то остановиться уже не могу. Регламент в эти дни был довольно жёсткий, и, кроме того, я ещё начал устанавливать себе различные контрольные сроки, которых изначально не было. Изначально я вообще здесь по времени не был ограничен, мог путешествовать сколько угодно. Но после я должен был присоединиться к ребятам, подрядившимся поработать на Кенозере, на одной из тамошних деревянных часовенок. И мне вдруг захотелось состыковаться с ними непременно в Плесецке, на вокзале. Из Москвы они должны выезжать 22-го, сегодня 18-е – и пошли математические расчёты...
И с завтрашним днём тоже хотелось поточнее определиться. Я сегодня пока тыркался по домам, узнал кое-что интересное. Крестов тут на берегу два – один в 6 километрах, другой чуть подальше, и поставлен недавно. Километрах в двух от этих крестов есть святой родник, дорогу мне примерно объяснили. Что же касается мыса Корабль, то он, оказывается, довольно протяжённый, а начинается километров через 6 после крестов, так что, если будет желание, то вполне реально побывать везде. И поэтому на следующее утро, собираясь в дорогу, я даже не хотел брать с собой остатки печенья. Думал: путь не сложный, имеется трасса с автостопом, обойдусь. В последний момент всё-таки взял. Если бы я знал, насколько это для меня окажется важным...
Вышел в начале одиннадцатого. Занёс Ирине ключ от клуба и сказал, что вернусь часам к трём. Лучше бы ничего не говорил...
До крестов надо идти по старой дороге, идущей прямо по берегу. Очень хорошая дорога, ровная и твёрдая, две машинные колеи. Справа море плещется на некотором отдалении: отлив; слева сосновый бор; прибрежная полоска – карликовые можжевеловые кустики, малюсенькие сосенки, ёлочки, заросли шикши и ещё не распустившегося вереска, россыпи фиолетовых цветочков травки Богородицы. Утренняя прохлада потихоньку улетучивается, облака рассеялись, тёплый ветерок с моря. Замечательная погода, замечательная дорога. Шёл бы себе и шёл.
Вот и первый крест. По карте он соответствует месту, обозначенному как “изба Крестовая”. Крест старый, обветшалый, продутый ветрами, высотой метра полтора. Говорят, за мысом Корабль, ближе к Кузоменю, есть ещё один такой. Они, видимо, стоят периодически по всему Терскому берегу – памятные, поклонные, обетные.
Невдалеке угадываются остатки самой избы Крестовой. По всем признакам это была рыболовецкая тоня. Моё внимание привлекло не совсем обычное сооружение: маленький четырёхугольный сруб 2? 2 метра с двумя как бы дверными проёмами на противоположных стенах, с бревенчатым потолком, но без крыши, вместо крыши вся постройка присыпана большим земляным холмом. Это сооружение я поначалу даже принял за часовню, но, увидев аналогичную штуку на следующей тоне, понял, что это, скорей всего, склад-холодильник для рыбы.
До креста Безымянного Инока пришлось немного пройти дальше. Вот он – совсем невысокий, малозаметный. Если специально не всматриваться, его легко проскочить. Традиционный восьмиконечный, свеженький, недавно поставленный, высоты около полуметра. На центральной перекладине прибита дощечка с вырезанной надписью:
ПРЕПОДОБНЫЙ
БЕЗЫМЯННЫЙ ИНОК
КАШКАРАНСКИЙ XVII в.
Снизу небольшими валунами выложено символическое надгробье. Вокруг на четыре стороны света разложены уцелевшие венцы от завалившейся часовни, половинки брёвен по полтора-два метра длины. Здесь надо обязательно задержаться...
Отсюда бы сразу и на святой родник. Дорога должна начинаться где-то здесь. Что-то её не видно. Куда идти искать, вперёд или назад? Или выходить на основную? Нет, так нельзя! Куда я всё гоню? Не в Москве. Не за этим сюда приехал. Стоп, отдыхаем, никуда не идём. Надо же хоть немного поваляться на траве, походить босиком. Это же такое блаженство! Не уходил бы отсюда.
Однако уже половина первого, а я обещал быть к трём. И это время было названо не случайно. Мне бы желательно сегодня после обеда из Кашкаранцев стронуться. В Плесецк надо выехать в ночь на 22-е, следовательно (обратный отсчёт): 21-го Ковда, 20-го (т.е. завтра) – Кандалакша, причём хотелось бы не очень поздно, чтобы было время посмотреть город. Но прежде надо ещё добраться до Умбы...
Родник, как мне потом объяснили, я проскочил. Хотя вышел на правильную дорогу и всё время смотрел по сторонам, не отходит ли куда тропка. Но – не заметил. Жалко. Надо чем-то компенсировать, например, обязательно добраться до мыса Корабль. Аметисты там специально выискивать я не собираюсь, не для того сюда ехал, просто хочется побывать на самом месте: если оно здесь такое популярное, значит, надо полагать, интересное. Обратно к трём тогда уже наверняка не успею, но уж гулять так гулять.
Идти сейчас лучше по основной трассе. Пусть это не так интересно, как по берегу, зато есть шанс тормознуть что-нибудь попутное. Кроме того, здесь легко отслеживать расстояние: трасса маркирована километровыми столбами. Пройти мне надо километров пять-шесть.
Вот дорога пошла под уклон, судя по карте, сейчас должен быть ручей Точиленный. Всё правильно.
Интересное явление: здесь все ручьи сухие. То, что это ручей, угадывается только по камням, словно бы искусственно выложенным по дну русла посреди мхов. И ни малейшей струйки воды. Такое впечатление, что по ручью стекала не вода, а эти самые камни, стекали и вдруг в какой-то момент одновременно все застыли, как в стоп-кадре. К сожалению, я так и не выяснил, в чём причина, почему ручьи сухие и почему комаров нет. Единственное предположение, которое приходит на ум – это что, возможно, в этом году здесь было очень раннее и сухое лето. Хотя дело, наверное, не только в сухости: я сегодня, когда искал родник, проходил мимо болота – и по-прежнему ни одного комара.
У Точиленного ручья дорога выходит к берегу моря, к очередной избе, рыболовецкой тоне. Эта тоня по всем признакам обитаема, по крайней мере, в неё периодически наведываются. Даже название написано на избушке: “Точиленная”. Аккуратными, крупными буквами. Такое уже вижу не в первый раз. Территория частично огорожена символической оградой из отдельных секций забора, прислонённых друг к другу в шахматном порядке. Это похоже на местную традицию. Задерживаться здесь не следует, времени мало, надо идти дальше.
Попутный грузовик нагнал меня только под самый конец. Водитель, сам не местный, про мыс Корабль ничего не знает. Пришлось ориентироваться исключительно по километровым знакам. Мыс должен начинаться на 12-м километре от Кашкаранцев. Слишком далеко заезжать не хотелось, вышел на 14-м.
Мыс Корабль – это на самом деле не мыс. Это просто участок берега, довольно протяжённый, километров 6-7, где повышается рельеф и начинаются скалистые обрывы. Если смотреть со стороны моря, то кажется, что действительно у берега стоит корабль. Раньше здесь кипела бурная жизнь: промышленным образом добывали аметисты, работало много народа, был лагерь геологов. Потом добычу прекратили, территория первоначально охранялась, затем сняли и охрану, а штольни засыпали бульдозером. Дело в том, что как только здесь прекратились разработки, в эти штольни потянулось очень много желающих полазить, поискать камушки. А это занятие небезопасное.
Повышение рельефа уже угадывается, когда едешь по дороге. Сойдя с грузовика и выйдя к морю, я сразу понял, что перестраховался, сошёл слишком рано. Хотя по всем признакам это уже мыс Корабль, но места ещё не столь интересные. Пришлось ещё километра три с половиной пройти вперёд по берегу.
Водитель, что вёз меня вчера из Варзуги в Кашкаранцы, говорил, что на мыс Корабль они ездят до Лодочного ручья. Если от Кашкаранцев, то это километров 19. По всей видимости, там и есть самые интересные места – штольни и всё такое. Но я до них не дошёл. И не дошёл, как потом выяснилось, совсем немного, всего-то километра два. Просто надо было поставить себе какой-нибудь мысленный предел. Например, вон тот огромный одинокий камень, стоящий в воде. Иначе так можно идти до бесконца, а сил потрачено уже порядком. И вообще – уже час назад я должен был вернуться обратно. В таких ситуациях меня больше всего беспокоит то, что в деревне начнут волноваться.
Берег стал совсем высоким и заметно более каменистым. У моря резко обрывается отвесной скалой. Сейчас дойти до места, где он снова понижается и найти спуск к воде, к прибрежной каменистой россыпи у подножия скал. Может, найду что интересное. Хотя, как мне сказали, всё самое интересное с поверхности уже давно выбрано туристами-любителями. Если целенаправленно искать аметисты, то надо лезть глубоко – где-то дальше в скалах со стороны моря должны быть полости.
К своему стыду, я даже не представляю, как эти аметисты выглядят. Знаю только по описанию, что это должно быть скопление остроконечных кристалликов. На береговой кромке мне таких, естественно, не попалось. Но приглянулись некоторые камешки, довольно часто здесь встречающиеся. В целом такого же коричневого цвета, как и скалы, но на некоторых гранях частично имеется тонкий поверхностный слой явно иной природы, цвета сиреневого или тёмно-синего, со строгими геометрическими узорами. Надо себе выбрать штуки три, самых мелких. У меня по незнанию сначала даже возникло предположение, что это и есть аметисты, но этим же вечером Ирина показала мне настоящие. Потом, правда, один специалист мне объяснил, что это действительно аметисты, только сточенные морем до основания.
Однако время уже... – лучше не смотреть, пора покидать эти аметистовые берега с выбеленными морской солью фрагментами деревьев и двигаться на основную дорогу.
Основная дорога на карте не обозначена. Сколько до неё – неизвестно. Но не должно быть очень много, поскольку дальше, у Лодочного ручья, она снова приближается к берегу, это я ещё запомнил вчера, когда ехал.
Идти надо напрямую через бор по компасу. Бор самый замечательный: можно запросто идти без дороги в любом направлении. Никаких болот, никаких завалов. Только сосны да мох, да невысокая травка. Да вот ещё олений рог на пути. Правда, всё в горку. Чуть больше километра, и основная трасса.
До Кашкаранцев, судя по столбам, 17 километров. При теперешнем состоянии от одной этой цифры становится, мягко говоря, неуютно. Одна надежда на попутный транспорт. Но всё равно лучше не ждать, а идти.
Честно говоря, я сегодня немного лопухнулся: очень мало взял с собой съестных запасов. Полбутылки чая, остатки пачки печенья, несколько карамелек. И это на весь день! Единственный раз за всё путешествие извёл подчистую всё, что имел.
Когда есть принципиальный шанс тормознуть попутку, идти пешком по трассе не так тяжело. Думаешь подспудно: ну вот ещё немножко, и кто-нибудь меня подберёт. Так, глядишь, и ещё 5 километров отшагал. Потом ещё. А потом уже и никакие попутки не нужны: вон деревня уже виднеется.
Машины, вообще-то, были. Две встречные. И перед самой деревней ещё три, опять же встречные. Я потом на досуге подсчитал, сколько всего за сегодня оттопал. Получилась кругленькая цифра – 40 километров! Абсолютный рекорд, за один день я ещё столько не ходил.
Всё это замечательно, но времени без двадцати восемь, куда и на чём я сейчас поеду в такое время и при такой транспортной ситуации? Самый лучший вариант – это переночевать ещё раз в клубе и уехать утром. Что только Ирина скажет по этому поводу? Надо прозрачно намекнуть. Мне кажется, здесь проблем возникнуть не должно.
Их и не возникло. Остаток вечера в моём распоряжении. Надо бы попытаться выяснить что-нибудь про церковь: как называется, когда построена, как выглядела раньше. Начну, пожалуй, со вчерашней бабушки из ближнего домика. Она ещё моей фамилией восхищалась и всё спрашивала, не из здешних ли мест мои корни.
У бабушки пробыл не больше десяти минут. Про церковь она ничего не знает, посоветовала обратиться в другой дом, к Ульяне Емельяновне – ей 77 лет, она должна знать.
У Ульяны Емельяновны я пробыл тоже минут десять. Сведения довольно скудные. Церковь Тихвинской Божией Матери. Построена вместо старой, сгоревшей, тоже Тихвинской. Была ещё колокольня. Церковь была вроде бы одноглавой, но точно Ульяна Емельяновна не помнит. Когда её закрывали, она была маленькой девочкой, значит, это произошло где-то в начале 30-х. И это всё, что мне удалось выяснить.
Всё, пора заканчивать на сегодня свои дела: завтра желательно выйти не позже восьми, соответственно, подъём не позже шести.
Кандалакша
Вышел в девятом часу. На трассе стоял недолго, около получаса. Меня подобрал первый же грузовик с длиннющим прицепом – прямо до Кандалакши. Водитель оказался громогласным и говорливым и настолько солидной комплекции, что с трудом помещался за баранкой. Сам из Колы, сейчас делает серию ездок, возит кирпич из Кандалакши в Варзугу – Председатель школу строит.
Когда, путешествуя по отдалённым местам, общаешься с простым народом, с обыкновенными мужиками, разговоры крутятся с незначительными вариациями вокруг одного и того же. Как, собственно, и сейчас: что сделали с нашей страной вообще и как это отозвалось в Мурманской области в частности, что нынешняя молодёжь работать не хочет, а желает только лёгких денег, и вообще – какие песни они сейчас поют, какую музыку слушают, как можно это вообще называть музыкой. Водитель долго распространялся на эту тему, а потом взял да и врубил на своём магнитофоне именно такую кассету. У него их здесь, оказывается, целая подборка. Некоторые он мне успел за время дороги продемонстрировать, выдавая время от времени соответствующие комментарии. Я узнал для себя много нового. Получил представление о вкусах современной молодёжи.
После Умбы поехали вровень с утренним рейсовым автобусом, периодически обгоняя друг друга. Что-то я сегодня совсем плохой собеседник, будто что заклинило. И от этого не вполне комфортно: водитель, беря с собой в дальний маршрут халявного попутчика, имеет право рассчитывать на какую-то отдачу...
Вот начался четырёхкилометровый подъём на сопку. Значит, уже подъезжаем. С высоты видно всё как на ладони – и город, и морские заливы с островами. Спуск, и мы в городе.
Мне в первую очередь на вокзал, узнать расписание на Ковду. Водителю по пути: ему на товарную станцию, туда должны прийти вагоны с кирпичом из каких-то наших южных областей. Высадил меня невдалеке от вокзала.
Ситуация с расписанием не совсем удобная: поезда в сторону Ковды идут в основном вечером и ночью. Единственный приемлемый вариант – утренняя 7-часовая электричка Кандалакша – Лоухи. Рановато, зато в этом случае на Ковду вырисовывается весь полный день. После чего очень удобно выезжать в сторону Плесецка: единственный прямой поезд Мурманск – Вологда идёт ночью.
Итак, с поездами ясно, теперь надо заняться своим обустройством и наконец-то познакомиться с городом. Ну, здравствуй, Кандалакша! Мои ворота Заполярья.
Основная часть города расположена в форме треугольника – если смотреть на карте, то вершиной вниз. Северная сторона треугольника – это железная дорога, юго-западная – берег Белого моря, восточная – речка Нива, вся в валунных берегах. За Нивой сразу же начинаются сопки, поросшие лесом. На вершину одной из них явно пробита просека, похоже, там что-то вроде местного парка для прогулок.
Гостиниц в городе две. Одна центральная, “Беломорье”, но мне посоветовали пойти в другую, она называется “Сполохи” – зигзагообразное пятиэтажное здание у берега Нивы. Поначалу немного смутил её слегка фешенебельный вид, но, как оказалось, в этом смысле всё в порядке: самый простенький одноместный номерок без горячей воды стоит 60 рублей. Всего-навсего. Остались ещё где-то такие цены! В центральной, кстати, дороже ненамного. С номерами сейчас проблем нет, здесь основной наплыв зимой, судя по всему, горнолыжники. Тогда сюда так просто не попадёшь, места бронируют за полмесяца.
Очень любезная дежурная. Проводила меня до номера – в дальнее крыло на самый верхний этаж. Это теперь мои законные апартаменты. Всё, надоело скитаться по углам, надо хоть одну ночь переночевать с официальным статусом. Но долго расслабляться не следует. Первое, что надо здесь сделать – это помыться хотя бы в первом приближении холодной водичкой. А ещё – организму требуется полноценное питание. Время пока обеденное, но желательно не мешкать. Столовая в центре, это недалеко. И удобно: подкрепив силы, можно прямо отсюда начать более детальное знакомство с городом. Надо зайти на узел связи, отправить домой телеграмму, что всё в порядке, пройтись по магазинам – продуктовые, книжный, сувенирный, найти краеведческий музей, который окажется сегодня закрыт на выходной. После чего – произвольная программа.
Город застроен главным образом стандартными серыми пятиэтажками, однако впечатление серого не производит. Всё как-то удачно расположено, вписано в ландшафт, обухожены пространства между домами, ходить здесь довольно приятно. День сегодня тёплый и солнечный, на улицах летает тополиный пух – как в Москве в начале лета. В центре города есть здания более ранней постройки, в “стиле пленных немцев”. Ближе к вокзалу иногда попадаются деревянные двухэтажные многоквартирки. Где-то должна быть действующая церковь, но я до неё не дошёл.
Хоть здесь и нет ничего особо примечательного, городок оставляет впечатление очень благоприятное. Так, что даже стало жалко уезжать, не сделав здесь ни одного кадра. Композиция напрашивается сама собой: город на фоне сопок. Точка съёмки тоже очевидна: у вокзала, с высокого пешеходного моста через железнодорожные пути.
По ту сторону железной дороги расположен более старенький район с трёх-пятиэтажными домами стиля конца 40-х – начала 50-х. Мне всегда бывает особенно приятно бродить именно по таким кварталам и дворикам и представлять, какой здесь могла быть жизнь в те далёкие годы...
Интересно, что сколько я здесь ходил – ни разу не встретил ни одного домика деревенского типа, коих обычно бывает в достатке в городках подобного масштаба. Тем более что Кандалакша не из новых городов: она известна, ни больше, ни меньше, с XI века.
Поначалу думалось: полдня на такой небольшой городок – это даже много. Пролетели в один миг! Сам не заметил, как наступил вечер. Уже после вспомнил, что так и не дошёл здесь до моря. А также до музея природного заповедника, который, по-видимому, достаточно интересный: подавляющая масса островов Кандалакшского залива принадлежит заповеднику – охраняемые гнездовья птиц. Кроме того, судя по справочнику, где-то близ города должен быть каменный лабиринт, датированный 2 тысячелетием до н. э.
Но в данном случае лучше не пытаться объять необъятное. Завтра у меня семичасовая электричка, и подъём без пятнадцати пять.
Поспать удалось символически. Кандалакша по широте на 90 километров севернее Кашкаранцев, и на “белизне” ночей это сказывается кардинально. Светло, как днём, только что солнца нет. Кроме того, в ресторане часов до трёх играла музыка. Самой музыки слышно не было, ресторан в другом крыле, но от мощных басов, казалось, сотрясается всё здание. Как утром объяснила дежурная, это ещё ничего: под воскресенье музыка обычно играет до шести утра. Но это беда небольшая: выспаться можно и следующей ночью в поезде, мне же сейчас предстоит поездка в место достаточно интересное, можно сказать, второе по значимости после Варзуги.
Ковда
Первый раз о Ковде я услышал уже довольно давно, 11 лет назад, в те времена, когда ещё моя первая команда реставраторов-добровольцев каждое лето активно выезжала на Севера для работы на деревянных храмах. Случилось так, что Андрею Котельникову, принявшему вскоре на себя руководство нашей бригадой, довелось познакомиться с достаточно интересной женщиной, учительницей одной из московских школ, Галиной Анатольевной Соколовой. Будучи по своей природе человеком активным и деятельным, Галина Анатольевна, открыв для себя однажды, что есть на севере такое старинное село Ковда, стоящее в замечательном месте на Белом море, с замечательной деревянной церковью XVII века, стала каждое лето вывозить туда своих учеников, устраивая нечто вроде детского лагеря. К тому моменту эти выезды были уже регулярными, а по поводу той самой ковдинской Никольской церкви у нас, казалось, и возник некий взаимный интерес. Дело в том, что состояние церкви усугубляется с каждым годом, она требует серьёзной реставрации, но некому за это взяться. И Андрей сразу же загорелся идеей, чтобы наша бригада приняла в этом деле какое-то участие, хотя бы в консервационных работах. Мы были приглашены в ту самую школу на один из сборов участников ковдинских выездов. Галина Анатольевна рассказывала о Ковде вдохновенно и увлечённо, сопровождая свой рассказ показом слайдов и документальными звуковыми записями. И рассказ был настолько ярким и заразительным, что попасть в Ковду захотелось сразу. Но в итоге ничего не сложилось. Подробностей не знаю, но, по правде говоря, мы с нашим уровнем вряд ли смогли бы сделать что-либо существенно полезное для церкви, там нужна работа профессиональная и высококвалифицированная. К слову сказать, эту церковь осматривал сам Александр Попов, знаменитый реставратор-переборщик “деревяшек”, Галина Анатольевна специально для этого привозила его в Ковду. И Попов тогда высказался однозначно: “Надо перебирать”.
Попасть в Ковду в тот раз не получилось, да и с Галиной Анатольевной связь вскоре была утеряна, однако все эти годы помнить про Ковду я не переставал. И подспудно ожидал момента, когда мне представится возможность оказаться в тех краях. И не только чтобы увидеть интересную церковь. Дело в том, что такие пассионарные люди, как Галина Анатольевна, обычно создают вокруг себя особую атмосферу, окунуться в которую, или даже просто прикоснуться – это уже не так мало...
И сейчас, направляясь туда после стольких лет, я, естественно, не мог быть ни в чём уверен. За эти годы столько всяких событий успело произойти. Страна перевернулась с ног на голову. Собственно, и страны-то той уже нет. Что уж там какой-то детский лагерь в Ковде! Выезжают ли они до сих пор? А если даже и выезжают, то это, разумеется, бывает в конкретные сроки, угадаю ли я, приехав вот так, наугад? Выезжает ли сама Галина Анатольевна? Я, между прочим, за это время напрочь забыл её имя-отчество, мне напомнили уже конкретно на месте.
Село Ковда находится в 12 километрах от одноимённой станции. С этой станции мне потом предстоит ехать дальше. Исходя из этого, самый очевидный вариант – оставить вещи на станции и сходить в село налегке. Все другие варианты, связанные с перетаскиванием рюкзака, всерьёз и не рассматривались. Тем более что их, можно сказать, и нет: автобус в Ковду-село ходит только несколько раз в неделю, и не от Кандалакши, а от одного из посёлков, до которого ещё надо добраться.
По железной дороге от Кандалакши до Ковды километров 80. Электричка это расстояние тащится часа два. На станции Ковда меня ждал сюрприз: вокзал закрыт и кассы нет. Как же я поеду дальше, не имея возможности взять билет? У дежурного по станции мне объяснили, что есть два варианта. Первый – подсесть в общий вагон и билет взять у проводника. Но ехать в общем вагоне ночь и весь следующий день – такая перспектива не вдохновляет. И второй вариант – вечерней шестичасовой электричкой возвратиться обратно до ближайшей станции Княжая и билет взять там. Так, видимо, и придётся сделать. Но тогда время на Ковду сильно сокращается: не целый день, как я думал, а, с учётом дороги туда-обратно, всего часа четыре. А посему мешкать не следует. Вещи можно оставить в домике у дежурного.
До Ковды-деревни лучше идти по старой дороге. Километр вперёд вдоль путей, потом налево через лес. Мимо телевизионной вышки, по лесной каменистой дороге, через болотце, по спинам выступающих из земли гигантских валунов – всего километра 4. Потом пересечь основное шоссе Питер – Мурманск, и дальше дорога становится хорошо укатанной грунтовочкой, по ней ещё 7 километров. Последние три меня подкинули на фургончике двое молодых ребят. Очень приятные и открытые ребята, сами не здешние, живут в городах, один в Ковде строит дом, другой ещё только думает. Узнав, что я сюда приехал посмотреть церковь, один из них быстренько сбегал, взял у кого-то ключи и открыл мне и церковь, и колокольню. От него же я узнал и о том, что меня всю дорогу волновало: московские школьники здесь. Правда, живут в другой части села, за речкой. Туда потом, сначала надо сделать все дела здесь.
До Терского берега отсюда по прямой не так уж и далеко. Однако по многим признакам чувствуется, что это уже совсем другой регион. Например, на улицах здесь с тобой здороваются. По карте это ещё мурманское заполярье, но природа здесь уже вполне карельская: озёра и каменистые речки, холмы и скалы, поросшие мхом. И Белое море. Отгороженные от моря каменистым холмом, стоят у его подножия деревянные церковь и колокольня.
Ковдинская Никольская церковь у Ополовникова датирована 1613 годом. Здесь на месте мне назвали другую дату – 1651 год. На фотографиях я её видел ещё под обшивкой и покрашенной в белый цвет. И оттого она выглядела несколько неказисто, будто бы в футляре. Сейчас обшивка снята, и хотя оставшийся от неё каркас церковь не украшает, зато проявились некоторые изначальные формы.
Церковь средних размеров, одноглавая, клетского типа, с двухуровневой двускатной кровлей основного объёма. Главка не совсем обычной формы: двойная и сильно приплюснутая, покрыта лемехом. Четверик основного объёма расширяется кверху повалами, но только на две боковые стороны – северную и южную. Некогда ему вторила сходной формы алтарная апсида, прямоугольная, с аналогичными повалами на две стороны и перекрытая на два ската под тем же углом. Но впоследствии алтарная часть была надставлена по ширине кусочками брёвен и выведена на уровень северной и южной стен храмовой части. Соответственно, всё пространство под алтарными повалами было заложено. После того, как сняли обшивку, всё это стало видно. С западной стороны к храмовой части примыкает трапезная, немного превосходящая её по ширине и заканчивающаяся небольшим притвором.
С некоторых сторон церковь выглядит хотя и немного скособоченной, но ещё крепкой. Однако это не так. Северная стена, можно сказать, прогнила вся. Действительно здесь требуется полная переборка. Внутри ситуация не лучше: прогнившие развороченные полы, всё свалено в кучу, даже находиться там небезопасно. Колокольня наоборот, выглядит с иголочки, недавно отреставрирована питерцами, шестериковый объём с шатровым завершением, 1705 года постройки.
Что касается жилых домов, то здесь они поинтереснее, чем на Терском. Встречаются самых разных размеров, но преобладают средненькие, в 5-6 окон на фасаде, и для севера довольно низенькие, приземистые, на совсем небольшом подклете. И без явно выраженной хозяйственной части.
Ну вот, кажется, заснял здесь внизу всё, что хотел, теперь можно подняться на холм, обозреть окрестности.
Село Ковда стоит в том месте, где речка Ковда, разливаясь перед своим устьем широким озером, снова из него вытекает и ещё продолжается несколько сот метров по каменистому руслу, после чего впадает в Белое море. А море здесь совсем не такое, как в терских местах. Здесь Кандалакшский залив, или ещё более конкретно – губа Ковда, непосредственно примыкающая к устью речки. Море тихое и спокойное, с цепочкой островов и полоской земли на горизонте. Очень красиво. Это не терское однообразие. Однако красота эта почему-то воспринимается как нечто внешнее. Другое дело – Терский берег, у него обаяние совсем особое. Это мой берег.
На вершине холма стоит старый деревянный крест, как бы на небольшом деревянном постаменте. У Ополовникова в альбоме он значится как захоронение, однако, это сомнительно: кругом камни. Вид на море с островами с крестом на переднем плане сам просится на цветной кадр. Как раз погода подходящая, вот если бы только солнцу сместиться чуть к западу. И я решил съёмку отложить, совершив тем самым большую ошибку с последствиями...
Если по той дороге, что я приехал, пройти дальше, то попадёшь в дальнюю часть села Ковда. Но идти туда желания нет. Времени уже осталось не так много, мне сейчас в другую часть – вон она, за речкой, у самого устья, сплошь дачные домики.
По прямой, кажется, рукой подать, а обходить через мост по дороге – два километра. Лагерь нашёл быстро. Небольшая территория с малюсенькими домиками-времяночками. Ребята разных возрастов, несколько взрослых. В центре костёр, собираются готовить обед. Галины Анатольевны в лагере нет – плавает по морю на лодке с ребятами, учит их грести. Скоро должны вернуться к обеду, имеет смысл подождать.
Допустим, дождусь, а что дальше? Прошло столько времени, Галина Анатольевна меня наверняка не помнит. Хотя ту школьную встречу вспомнить должна. И нам, наверное, было бы о чём поговорить. Думаю, она могла бы рассказать много интересного и про церковь, и про село...
В лагере контакт наладить не удалось. Московский синдром? Или это я стал таким неконтактным? Обычно такое бывает в начале пути, потом постепенно дело налаживается. В этот раз почему-то всё наоборот. В такой ситуации в лагере желательно без повода не светиться. Подождать можно и на берегу.
У лодочной стоянки двое молодых ребят, лет по 18, смолят лодку паяльной лампой. Ребята тоже лагерные, судя по всему, из бывших учеников. Разговор и здесь не склеился, только-то и узнал, что до Ковды они всегда добираются через Княжую, так удобнее.
Время уже поджимает. Но почему-то никто не возвращается. Что-то слишком долго, так долго они ещё не задерживались. Вон даже ребята в лагере забеспокоились, прибежали на берег, стали их высматривать в бинокль. Они недалеко, на ближайшем островке, их видно. Но какая-то там вышла заминка, что-то их задержало. Никак не могут отплыть.
Вот, наконец, отплыли. Но мне это уже не актуально. Лимит времени вышел, надо бежать обратно на холм, фотографировать море с крестом. И задвинуть затесавшуюся мыслишку о халявном обеде – не заслужил. Галине Анатольевне велел кланяться, объяснил, кто такой, может, вспомнит.
А погода ушла. Не заснял сразу. Теперь жди её. Для полноценного кадра надо, чтобы были одновременно освещены солнцем и крест, и ближние острова. По небу сейчас гонит облака с редкими просветами, которые никак не могут захватить и то, и другое. Не хочется вспоминать всё то, что мне пришлось испытать за время ожидания, находясь как на раскалённой сковородке. И жалко уходить без такого кадра, и самый последний, аварийный резерв минут сейчас растает совсем. Но всё-таки дождался, запечатлел этот замечательный вид.
На обратном пути было несколько попутных легковушек, но ни одна не пожелала остановиться. Тем не менее, до станции добежал даже с небольшим запасом, ещё и чайку успел попить перед электричкой, разжившись кипяточком у дежурного.
Станция Княжая. Философские бредни и всё такое
Половина седьмого, и я на станции Княжая. Мой поезд около двух ночи. Такая уйма свободного времени – это, конечно, перебор. Надо заняться чем-нибудь полезным.
Для начала найти какой-нибудь ближайший ручей и постирать футболку. А то к ней уже и прикасаться неприятно. Затем отойти куда-нибудь в сторонку, выбрать место и приготовить себе нормальный ужин. Не спеша, основательно, без суеты. Надо же хоть раз за весь маршрут развести костёр, поход всё-таки.
Комарики немного покусали, и здесь, и на пути в Ковду. Но так, не очень сильно, больше, наверное, для приличия, чтобы “отметиться”. Ведь нельзя же совсем без них...
Ну а когда все дела сделаны, и до поезда остаётся 4 часа – замечательная возможность предаться философскому настроению и попытаться хотя бы в первом приближении осмыслить всё то, что происходило в течение последних 7 дней. И сии осмыслительные изыски хочется начать с двух откровенных ляпов, кои я имел место совершить за сегодняшний день.
Ляп номер один. В Княжую можно было уехать на два с половиной часа позже, поездом Вологда – Мурманск. Соответственно, в Ковде тогда бы всех дождался. И этот вариант я мог и должен был просчитать. Но всего интереснее —
Ляп номер два. В Княжую можно было не уезжать вообще! Читаем объявление:
“При невозможности приобретения проездного документа в билетной кассе (нет канала связи АСУ “Экспресс-2”, технологические перерывы, не работает билетная касса и т.д.) посадка пассажиров производится в штабные вагоны поездов, проездные документы оформляет начальник поезда”. Далее перечислены поезда и номера штабных вагонов. В моём 173-м мурманско-вологодском это вагон № 6. Очень приятно. Ну, это теперь только на будущее. Или в назидание тому, кто окажется в похожей ситуации.
Но на размышления наводит другое. Как всё одно к одному: по прошествии 11 лет приехать в Ковду наугад и всё-таки застать там школьный лагерь – и одновременно с этим так лопухнуться с поездами, столь сильно ограничив себя по времени. И Галине Анатольевне надо было именно в это время зависнуть на том острове! Это всё, конечно, не просто так, это что-то должно означать. Только не совсем понятно, что именно. Впрочем, такое иногда открывается только впоследствии...
По поводу всего путешествия в целом – выводы делать пока рано. Мысли ещё взъерошенные и противоречивые. Есть вещи, о которых можно судить только по прошествии времени. Пока что можно очертить лишь предварительный абрис.
Первая и самая очевидная мысль присутствовала всю дорогу. Но уже трудно было что-либо сделать. Не должно всё происходить в таком диком темпе, как в этот раз. Надо было постоянно куда-то успевать, состыковываться по времени, и даже если изредка и выдавались моменты, когда можно было просто побродить в своё удовольствие и не смотреть на часы, всё равно внутри, в голове всё было по инерции взбудоражено. Сейчас такое ощущение, что у меня здесь был не отдых, а напряжённая интенсивная работа. Правда, успешно выполненная.
Это уже мой второй опыт подобного полномасштабного одиночного маршрута. Первый был два года назад, в Лешуконье, на Вашке и Мезени. Сравнивать их между собой, возможно, и не совсем правильно: разные маршруты, разные места, – но очевидно одно: лешуконский вариант, несомненно, ярче. Тогда всё было в первый раз, новизна открытия, уже сам факт такого одиночного перехода. Кроме того, как выясняется, пробираться без транспорта и без дорог гораздо интереснее, чем стопить машины на трассах.
А ещё в этот раз отчётливо почувствовалось, что такое скитальчество-бомжевание в конце концов выматывает. И не только физически. Может всё и не так, но периодически стала закрадываться мысль о том, что это, наверное, как-то и не солидно. Одно дело, если тебе лет 20-25. В моём же случае и отношение людей уже, видимо, другое. Какая отдача им бывает от всего того, что они для меня делают? Это на Мезени рады одному твоему присутствию, здесь же совсем иная ситуация.
И всё же настроение отнюдь не пессимистическое. Я очень рад, что выбрался в эти края, края замечательные и интересные. Красота Терского берега своеобразная, но очень притягивающая. И туда хотелось бы вернуться. Хочется уже сейчас. Меня всегда как-то по особенному тянуло в такие суровые и пустынные места. Пройдёт время, и все эти 7 дней странствования будут восприниматься иначе, на более высоком уровне, до глубин сознания дойдёт, что к ним уже ничего ни прибавить, ни убавить, и станет важным каждая деталь, каждое лицо, каждое имя...
Скоро два часа ночи. Никак не могу привыкнуть, как к чему-то загадочному и необъяснимому: глубокая ночь – а солнце только что активно подсвечивало облака из-за ёлок и вот-вот взойдёт вновь. Это называется – Заполярье. Сейчас подойдёт поезд и увезёт меня в сторону Кенозера, в край, который я тоже очень люблю, и в этот раз там будет немало открытий. Будет ещё и переезд от Вологды до Устюжны, и паровозный стоп, и ночное стояние на трассе, и бросок в Сибирь и на Урал, но Терский берег оставит о себе ощущение, ни с чем не сравнимое, и будет звать к себе, звать на свою дальнюю непройденную часть, к своему непрестанно шумящему морю, к своим бескрайним пескам, к своим редким деревушкам, к своим необозримым далям.
А. С. П.
декабрь 2001 – февраль 2002