Какие бывают реки
Сначала мне было скучно. Я ходила в институт, делала домашние задания, гуляла с сестрой и собакой, иногда убиралась в квартире, на все равно было скучно. Видимо, это ноющее чувство и заставило меня легко и без оглядки пойти навстречу кудрявому мальчику из гитарной школы, который и познакомил меня со своими друзьями: длинным и стройным, как лоза, Князем и бравым, а порой бравадным, Капитаном. Сам кудрявый мальчик оказался въедливым историком-холостяком, небольшая квартира которого и служила нам убежищем от московской суеты и местом знакомства, а также, в дальнейшем, пунктом разработки планов всевозможных вылазок, культурно-досуговым центром исторических рассказов с показом слайдов.
Было интересно. Было ясно, что этих людей объединяла не просто дружба, но стремление к чему-то "разумному, доброму, вечному". Я сразу им всем вместе поверила. А когда на 8-е марта мне и другим девушкам была подарена мимоза, я готова была идти с ними хоть на край света. Что в скором времени судьба мне и предоставила - дурпоход 1 апреля на байдарках. Почему "дур-" я, к счастью. поняла не сразу...
На улице ещё не отстучали барабанные палочки капели, поля ещё были укрыты снегом, а мои друзья идут на байдарках и зовут меня с собой. "О небо! Ты услышало мои мольбы." И всё же без гидрокостюма - ни-ни, но он великодушно отдан в мое распоряжение с капитанского плеча.
Ох, это капитанское плечо...скольким девушкам оно не давало покоя. Оно шло рядом с тобой по улице, оно возникало перед твоим мысленным взором, заслоняя всех и вся, оно мешало дышать. Где оно теперь? Какие стены подпирает, чья доверчивая, почти детская рука мужественно лежит на нем? Не знаю. Оно растворилось в августовском московском воздухе, смешалось с дымом и туманом, и одни только быстрые глаза иногда глядят упрямо и честно.
Но тогда... Задиристое мартовское солнце хватало за нос, а на душе было просторно, как в февральском небе.
Вместе со мною в этот поход собралась ещё одна девчонка - Стася, впервые увиденная и сразу запомнившаяся тем, что отчаянно штурмовала снежную крепость на масленице. Причем "голыми руками", т.е. без всяких средств защиты. Со стороны это выглядело так азартно, что я, воодушевленная чужим примером, чуть было не бросилась туда же.
Вот этим составом в пять человек мы и прибыли ранним утром на станцию "Новоиерусалимская". Правда, когда мы загрузились в нужный автобус, то оказалось, что в нем же ехала группа знакомых ребятам лыжников. Оказалось, что идея дурпохода состоит в том, чтобы три команды: водники, велосипедисты и лыжники встретились в одном, заранее обговоренном месте.
То место, где мы высадились из автобуса, оказалось примечательным заброшенной церквушкой из красного кирпича, которую мы тут же облазили, и мостом, из-под которого вытекала Малая Истра. Мост, в свою очередь, был примечателен тем, что Князь в прошлые выходные утопил сумку с картой Московской области и двумя бутылками пива, за что бог реки должен был нас помиловать.
Потихоньку собрали плавсредства: КНБ-шку и трехместный "Таймень", наскоро перекусили и, облачившись в гидры стали готовиться к отплытию. Сплоченая семья лыжников: мама - вся в розовом, папа - весь в голубом и сын - разноцветный, отдав нам наиболее тяжелые вещи(ну, там спальники всякие, палатки), исчезла также неожиданно, как и появилась. О, никто из них ещё не догадывался, что отданные вещи не только тяжелые, но и необходимые.
Речка, Малая Истра, и на самом деле - малая и тихая; опущенная в воду байдарка плавно покачивалась. Другой берег был совсем рядом - рукой достать. Капитанское, историческое и моё вёсла медленно хлебали мутную истринскую воду справа, то слева; то справа, то слева; то левее, то правее; то - "Левее! Ещё левее!" Это я, сидя на носу стараюсь обойти неожиданно возникшее перед моим носом препятствие. Но сзади как-будто никого нет, из последних сил вышвыриваю воду правым веслом по правому борту: "Фу, кажется, пронесло.". "А я, знаешь, всегда путаю, -объясняет мне мой историк,- каким веслом грести, когда кричат левее и гребу левым." "Вот уж спасибо, -думаю, - нашел когда шутить." Медленно, но верно мы продвигаемся вперед. Малая Истра начинает оправдывать своё название: сучья многочисленных кустарников и одинаковые стволы деревьев дружно растут по всей её ширине, и я еле успеваю сообразить, куда лучше сунуть нос. Правда, к моему счастию, речка иногда разливалась и у нас появлявось больше возможностей для лавирования. Но в этот раз суждено было сбыться поговорке: "Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали." Исполняя роль впередсмотрящего, я по совместительству или по недоглядке отталкивалась от надвигающихся предметов веслом, а то и руками. Кабы мне знать о коварстве этого приёма...
Этот прибрежный куст был очень раскидистым, его нижние ветви скрывались под водой, а верхушки торчали в разные стороны. Правый борт байдарки словно присосало к нему и вот уже меня потянуло куда-то в сторону. Я судорожно хватаюсь руками за ветки, пытаясь то ли отцепить байдарку, то ли удержать её равновесие, но - ах! - мои ноги медленно и свободно двигаются в воде. Я тону! Как в замедленной съемке подошвы плавно коснулись дна. Да здесь по пояс! - и, облегченно вздохнув во всю ширину, какую мог позволить гидрокостюм, я взбираюсь на берег. Глубокий снег обламывается и падает в воду, но вот я все же выкарабкалась. А где же второй экипаж?
Их весла бессильно, но старательно мелькают над водой чуть ниже по течению, но не могут преодолеть сильного потока воды, почти водоворота, затягивающего байдарочный нос по дерево. Сама байдарка медленно уходит под воду. И вот уже Князь по пояс в воде, а Стася, которая тоже была впередсмотрящей, на этом злополучном стволе висит, как обезьянка, обхватив его руками и ногами, и кричит: "Снимите меня отсюда!". "Ах, Стася, Стася!", - лопочу я себе под нос. Вдруг кудрявый мальчик, въедливый историк, холостяк(!) бросается, утопая в рыхлых прибрежных снегах на помощь. "Ты - мой Дед Мазай!", - радостно говорит она ему.
Опасность миновала, все на берегу. Но нет, не хватает КНБ-шки, князевой байдарки и моего весла. "Я утопила Его весло! - какой позор. Что делать?" Куча бессмыслиц атаковала мой мозг: вот я ныряю в ледяную воду и нащупываю рукой весло, а оно под корягами и не даётся. Или: вот я ковыряю палкой в речной воде - "щекочу русалок". Но почему-то эти яркие образы так и погасли в моем воспаленном мозгу, не осуществившись. Зато реален мой оберег: Соня, моя сестра, дала мне в дорогу образок Сергия Радонежского привезенный ею накануне из Троице-Сергиевской Лавры, - в глубоком, самом нижнем кармане одной из штанин я нащупываю малюсенький, плоский предмет - это он. И, правда, мне тепло и сухо, я жива и пока что здорова.
Но неужели всё, приплыли? Неужели приключения закончились? А ведь прошли всего-то метров 200. Но ребята решают становиться на ночлег. Капитан, окунувшийся второй раз во время вылавливания КНБ-шки из быстрых истринских вод, стоит босой на куче вещей и переминается с ноги на ногу. Зубы его то ли улыбаются, то ли сотрясаются в невидимой пляске.
- Дать тебе сухие носки? - спрашиваю.
Молчит.
Спасительная бутылка то ли коньяка, то ли портвейна обходит круг моих друзей: "Вот наше лекарство!"
- Ну и не надо.
Байдарки переворачиваются вверх днищем, на высоком берегу ставятся палатки и разжигается спасительный костер. Темнеет. Поужинав, каждый занялся своим делом: Князь и Стася отправились на поиски лыжников, с которыми мы должны были встретиться сегодня вечером, дабы начать праздновать День Дурака, а также отдать им необходимые для полноценного ночного отдыха вещи. Тихо, но ярко горит костер, а я помогаю ему сушить Стасин пуховой спальник. Вот ведь бедовая девчонка! Мало того, что гидрокостюм ей заменили бывалые штаны бывалого Боба, одного из завсегдатаев ЦАПа. (Скажу по секрету: штаны были в мелкую дырочку, и хоть предусмотрительный капитан и пытался что-то с ними сделать накануне похода, все его усилия канули в Малую Истру. "Лучше бы я их вообще не надевала, -смеялась Стася, сидя у костра.") А тут ещё и спальник оказался не в лучшем виде. Я молча удивляюсь, рядом, почти по-домашнему, поскрипывает голос Историка, из лесу слышатся мерные звуки топора - Капитан заготавливает дрова (а может греется, думаю я сейчас, наглядевшись на повадки мужа).
Вдруг это добрую идилию нарушает резкий окрик из глубокой черноты леса:
- Эй, чего рубишь?!
- ...
- Кончай стучать, говорю, - голос напирает.
- Отойди, дерево падает, - звонко раздается из темноты голос Капитана.
Мы, затаившись у костра, уже было готовились поспешать на помощь и унимать этого пьяного чужака. Но тут они вместе вышли на освещенную костром поляну. "Нарушителем" оказался местный лесник, спасающий молодую и не очень подмосковную поросль от беспощадного топора незадачливых туристов. Капитану удалось убедить его, что это к нам не относится, что мы - люди бывалые, разборчивые и, употребляя для своих нужд сухостой, даже являемся санитарами леса. Пожелав друг другу доброй ночи, мы мирно расстались.
Вернулись Стася и Князь и объявили, что лыжников им найти не удалось, зато несколько каких-то дяденек и тётенек вынырнули за ними из ночной темноты и уселись у нашего костра. Поболтав о том о сём и выпив в честь удавшегося Дня Дурака, они вскоре растворились в лесной черноте.
Посидев ещё немного у огня и подёргав струны гитары, мы стали разбредаться по палаткам. В нашей было темно и холодно. Только сестринская мысль о лежащих рядом собратьях как-то утверждала меня в том, что надо всё-таки залезть в спальник и вылезти из него не ранее утра. Рядом копошился хозяйственный Капитан. Мне всё же хотелось как-то спасти его от неминуемой смертельной простуды, верными признаками которой являлись гнусавый нос и всевозможные сипы с хрипами. "Хочешь, я дам тебе "Звездочку"?", - решилась я предложить ему вьетнамский бальзам. На этот раз он был благосклоннее, и моя женская жалость немного притихла.
Следующий день пронёсся сказочно и мгновенно. Пропавшее весло вернулось в руках дядечки-одиночного байдарочника, мастерски прошедшего все наши препятствия, чему мы со Стасей были свидетелями. Тогда-то я впервые и усомнилась в подготовленности моих капитанов к этому походу. Я ведь не знала, что это был всамделишный дурпоход, я-то шла в настоящий. Я вообще в жизни серьёзный человек, так что всё случившееся поколебало некоторые основы моей неспешной жизни. Вдруг оказалось, что возможно нечто большее, чего ты себе раньше и представить-то не мог.
Утро, звонкое, щедрое на всевозможные шалости, бразгало нам в глаза то весенним, задиристым солнцем, то мохнатыми белыми хлопьями снега, в бешеном хороводе которого мчались мимо лохмотья облаков и вершины деревьев. Душа падала всё выше и выше... Странная была погода.
На наш костёр опять пришли какие-то незнакомые люди, среди которых был и водитель машины, которая должна была отвезти нас к назначенному месту. Но мне легко и свободно здесь. И вот уже я разговариваю о процессах горения с высоким, добрым дяденькой (Это был Ваня Кузнецов). Костер медленно гаснет - пора уходить. Всей толпой идём к машине. Кузов постепенно наполняется байдарками и рюкзаками, потом моими товарищами. Один, другой, третий, мне, наверное, нет места. Пойду пешком, гордо думаю я и чётко вижу впереди фигуру Вени. А снег плюётся в лицо, стылый ветер прощупывает до косточки.
- Алёна! Иди к нам, залезай!
Я оборачиваюсь и медленно, преодолевая ветер, но неотвратимо, прыжками меряю расстояние до машины. Поехали!
Дальше была стоянка под ёлками, чай с хвоей, катание на чужих разъезжающихся лыжах по скользкому насту, футбол на снегу и силуэт велосипеда в снежном буране.
Электричка, увозящая нас в Москву, была полупустой, в глаза мне светило заходящее весеннее солнце и всё вокруг тонуло в оранжевой дымке. Может быть, оттого-то и роились в моей голове самые радужные начинания и смелые выводы. Но об этом в другой раз.
P.S. Вот такое забавное было время. Всех участников этой пьесы вынесло потихоньку на большую воду, и этот маленький ручеёк перестал существовать. Не знаю, хорошо это или плохо. Дело в том, что на большой воде серьёзнее последствия ошибки, но больше надёжности; больше возможностей, но меньше начинаний. Ты становишься более живучим, но это ещё не значит, что живёшь. Вот эта бьющая ключом жизнь малой реки, её сумасбродство и взбаламашная способность течь, куда вздумается, и манит, и зовёт меня до сих пор из того прекрасного далека. Но, увлекаемая холодными водами большой, всё, что я могу - это только посмотреть назад, чтобы вдруг поймать вдалеке маленькую точечку своего неиссякаемого источника, капли которого перемешались с десятками других таких же разных капель, но светятся и переливаются только мне одной знакомыми цветами.