АМУРО-САХАЛИНСКОЕ КОЛЬЦО

дорожное повествование № 18

Часть 1. Амурские города

18‑20 июля 2017 г. Хабаровск

Длинная у меня в этот раз заброска. Целых семь часовых поясов. В прошлом году, правда, при возвращении назад прошёл я сразу и все восемь, но всё равно непросто это уложить в голове: семь с половиной часов лёта — и ты уже на другом краю земли. В буквальном смысле: на другом конце Евразийского континента. Всё-таки есть в этом что-то противоестественное…

Этот маршрут возник у меня внезапно. Побывав в прошлом году в Якутии и на Колыме, очень захотелось продолжить освоение наших замечательных дальневосточных краёв. Остров Сахалин. Он был одним из моих стародавних мечтаний, ещё со времён «туманной юности». Проблема в том, что он плохо вписывался в мою традиционную архитектурно-историческую тематику и манеру продвижения по маршруту. Я всегда считал, что этот остров интересен исключительно своими природными достопримечательностями, а попасть туда можно только с южного края: самолётом до Южно-Сахалинска либо паромом из Ванино до Холмска, через Татарский пролив, отделяющий остров от материка. А хочется побывать на всём острове, в разных местах, проехать через всё его протяжение, но если ехать с юга на север, то назад придётся возвращаться тем же путём, что мне принципиально не нравится. По этой причине Сахалин изначально и не рассматривался как вариант. Но когда я принялся шерстить просторы Интернета на тему Дальнего Востока, возникло вдруг всем известное имя: Антон Павлович Чехов. И его путешествие на Сахалин 1890 года. И город Александровск, где он прожил несколько месяцев, изучая жизнь наших ссыльных каторжан, и его книга «Остров Сахалин», написанная после этой поездки. А самое главное, тот факт, что на остров он добирался через город Николаевск, стоящий в самом нижнем течении Амура, неподалёку от устья этой великой реки, которое как раз «смотрит» на северную часть острова. Так вот же он, полноценный маршрут! Пройти путём Чехова. Или близко к нему. Начать с Хабаровска, проехать по Амуру и вдоль Амура, с посещением города Комсомольска, яркой страницы нашей советской истории, и города Николаевска, основанного нашим легендарным адмиралом Г. И. Невельским, дальше как-то переправиться на Сахалин, обязательно посетить там Александровск и музей Чехова, после чего проехать через весь остров, с севера на юг, делая попутные остановки. А на материк возвратиться паромом из Холмска до Ванино, откуда уже ходит поезд до Хабаровска.

Маршрут вырисовывается заманчивый, имеется только пара нюансов. Один из них — это непонятная переправа на северный Сахалин. В Сети упоминаются два варианта: из Николаевска с эпизодически возникающей оказией на грузовом корабле и с мыса Лазарева и одноимённого посёлка: там самая узкая перемычка между материком и островом (7 километров с небольшим), и можно договориться с местными, чтобы перевезли на моторке. Не совсем, правда, понятно, как дальше: на острове от того места до ближайшего реально жилого селения километров 100. Хотя подобные ситуации на маршрутах у меня возникали и раньше и решались уже на месте.

И ещё один момент. В своих путешествиях я всегда прежде всего стремился добраться до старых деревянных храмов и часовен. И всегда их находил (за исключением, пожалуй, обского путешествия 2007 года). Сейчас же, на предстоящем пути, картина, мягко говоря, крайне скудная. Удалось отыскать информацию только о двух «деревяшках». Это Христорождественский собор в Хабаровске и ещё упоминается некая часовня в селе Воскресеновке на северном Сахалине. И это всё. Тем не менее, идти в этот раз я решил именно этим путём. Возникло устойчивое ощущение, что и на этом маршруте (как, кстати, и на том обском) мне тоже удастся найти немало интересного. И я не ошибся…

В стартовой точке, городе Хабаровске, мне уже доводилось однажды бывать. Это было очень давно, 32 года назад, в 1985‑м, когда я ещё ездил с геологами, переезжал тогда из одного отряда в другой, из дальневосточной тайги в казахские степи. Как-то тогда всё прошло на бегу и в суете: вокзал, главпочтамт, аэропорт, камера хранения. Нас было трое, и всем надо было ехать в разные стороны, долгие стояния в кассовых очередях, непонятно, как с билетами… От города с того раза мне запомнился только памятник Ерофею Хабарову напротив железнодорожного вокзала и ещё то, что на боковых улицах очень крутые спуски. И вот сейчас, когда я вновь оказался в хабаровском аэропорту, из прежних ассоциаций возник только номер автобуса — 35‑й, он ходит как и тогда, в 85‑м: между аэропортом и железнодорожным вокзалом. И по пути проходит мимо нужной мне точки, которую я наметил ещё в Москве в качестве здешнего «пристанища» и заказал себе место. Бюджетный эконом-вариант, малая гостиничка, комната на 4 человека. 450 рублей за ночь — цена вполне приемлемая. Хоть и не центр города, но не так уж от него и далеко, и хорошее сообщение — троллейбусы, автобусы. Кстати сказать, подобным же образом у меня заказаны «спальные места» и в Комсомольске, и в Николаевске — тех пунктах, где моё пребывание ещё как-то прогнозируемо по срокам.

Сейчас уже середина дня, в Хабаровске я намереваюсь пробыть ещё завтра и послезавтра, после чего ночным поездом переехать в Комсомольск. С городом мне предстоит познакомиться вновь, и этого времени должно быть вполне достаточно.

Итак, Хабаровск. Город, стоящий на правом берегу великой реки Амур, километрах в 20 от китайской границы. Основан был в 1858 году как русский военный пост Хабаровка, и произошло это после подписания Айгунского договора между Россией и Китаем, разграничивающего амурские земли между двумя странами. Основателем города считается генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьёв-Амурский. После своего основания Хабаровка стала быстро развиваться, сюда потянулся поток переселенцев — с Забайкалья, Сибири, Урала, Средней России. С 1880 года это уже город, административный центр Приморской области. Сейчас Хабаровск — самый крупный из всех наших дальневосточных городов, с населением более 600 тысяч, центр обширного Хабаровского края, протянувшегося на 1800 километров, вдоль берегов Татарского пролива и Охотского моря.

Центральная часть Хабаровска располагается, условно говоря, между амурской набережной и железнодорожным вокзалом. Исторический центр сосредоточен в районе берега, где основными доминантами являются православные храмы. Основной кафедральный Спасо-Преображенский собор, белоснежный, с пятью золотыми главами, построенный в 2001‑2004 годах, в духе классических традиций. Воссозданный (в изменённом и не совсем привычном виде) высоченный Успенский Градо-Хабаровский собор, с пятью главами на шатёриках и многочисленными узкими и сильно вытянутыми окнами и арочными элементами. Не столь заметный, стоящий в низинке красно-кирпичный пятиглавый храм Иннокентия Иркутского 1898 года, в котором до передачи его в 1990‑х годах церкви размещался планетарий. И ещё есть один примечательный храм, но уже не у реки, а вблизи железнодорожного вокзала. Это деревянный Христорождественский собор 1901 года, одноглавый, купольного типа, с невысокой колокольней, без особых архитектурных изысков, обшит в «ёлочку» и покрашен в тёмно-красный цвет. Но именно этот храм долгие десятилетия являлся средоточием духовной жизни всего города. Закрыт он был в конце 1930‑х, но в 1945‑м вновь открыт и уже в следующем году приобрёл статус кафедрального собора Хабаровска. Есть такие понятия: намоленная икона, намоленный храм. И здесь как раз именно такой случай. Это чувствуется… К основному храмовому объёму имеются две пристройки, северная и южная. То, что это именно пристройки, видно только изнутри: между ними и основным объёмом проделаны оконные проёмы. В южной располагается придел Иннокентия Иркутского, в северной, более узкой, стоит канун — большой квадратный подсвечник, куда ставят свечи за отошедших ко Господу.

Река Амур в районе городского центра имеет ширину около километра. Выглядит величественно, но вода, надо признаться, здесь не отличается чистотой. Вдоль берега вытянулся довольно приятный городской парк, со стадионом и аттракционами. Одним своим краем парк упирается в высокий холм (Хабаровский утёс) с расположенным наверху основным краеведческим музеем имени Н. И. Гродекова и продолжается красивой набережной, изящной линией огибающей утёс и выходящей к большому песчаному пляжу, от которого периодически отходят прогулочные теплоходы. Дальше вверх по течению виднеются отдалённые жилые кварталы и какие-то промышленные сооружения с трубами. Но это уже не Амур, это уже его приток, река Уссури.

У города весьма своеобразный рельеф. Основная улица, носящая имя Муравьёва-Амурского, начинается в районе Успенского собора и идёт как бы по гребню: по обе стороны от неё вытянулись две глубокие ложбины с крутыми склонами, а по дну этих ложбин проходят бульвары — Амурский и Уссурийский. Как я и предполагал, изначально это были малые речки, забранные потом в коллекторы, с устройством бульваров поверх них.

В городе сохранилось некоторое количество старинных зданий. Впрочем, под «стариной» здесь даже теоретически можно рассчитывать в лучшем случае на вторую половину XIX века. Но даже то, что осталось сильно «разбавлено» современной застройкой, в связи с чем найти какой-либо сохранившийся архитектурный ансамбль достаточно сложно. Вся хабаровская «старина» в основном сосредоточена в районе улицы Муравьёва-Амурского, в начале которой можно увидеть ряд интересных построек конца XIX — начала XX века. Среди них особенно выделяется трёхэтажное здание бывшей Городской Думы 1909 года, яркий представитель стиля модерн, с многочисленными кокошниками, угловыми башнями, окнами с полуциркульным верхом и обильными украшениями по фасаду.

Имеется в городе и некоторое количество деревянных домиков дореволюционной постройки. Их осталось совсем немного, и не только потому что у города не слишком длинная история. Вот, Новосибирск, к примеру, ещё моложе, основан в 1893 году, на 35 лет позже Хабаровска, а там деревянная архитектура представлена гораздо богаче. Здесь просто это наследие не берегли должным образом. Дома эти либо сносились, либо они ветшали сами собой, после чего на те места ставились уже современные постройки. Тем не менее, кое-какие интересные экземпляры найти ещё можно. Стоят они в основном на поперечных улочках, спускающихся от Муравьёва-Амурского к бульварам, и на улице Ким Ю Чена, начинающейся в районе административного центра. Они, как правило, в два этажа (первый иногда каменный), некоторые из этих домиков хорошо отреставрированы, их теперь блюдут. Один из наиболее симпатичных стоит на улице Калинина (дом 72): бревенчатый, тёмно-зелёный, с белыми пышными наличниками и изящными балкончиками, наверху ряд слуховых окошек и с одного из краёв башенка под шатёриком с вогнутой кровлей, увенчанная шпилем и луковкой. Другие деревянные домики даже если и не столь изысканные, то каждый с какой-нибудь своей «изюминкой», двух одинаковых нет. Кое-где можно встретить даже ансамбль из двух или трёх домиков.

Отдельно хочется отметить бревенчатое двухэтажное протяжённое здание Управления Главамуррыбпрома (улица Дзержинского, 36). Это уже постройка советских времён (1943‑1946 и 1954 года), но в ней ещё чувствуются отголоски дореволюционных архитектурных стилей. Плавные завороты торцов брёвен под кровельные свесы, стилизация под полуколонны на фасаде, выделенная по высоте центральная трёхэтажная часть с круглым окном на подкровельном фронтоне и балконом с балясинами над главным входом. Окна хоть и по-современному крупные, зато обрамлённые наличниками — простыми, но достаточно выразительными в своём ритмичном чередовании. Интересно и цветовое решение: бежевые и коричневые элементы на общем сером фоне.

Есть в городе и ещё пара примечательных мест, где мне довелось побывать. Одно из них называется Гупровский городок (ГУПР — это Главное Управление железных дорог Дальнего Востока в 1930‑е годы), находится в центральной части города, между улицей Серышева и Амурским бульваром. Это двухэтажный «старорежимный» квартальчик, застроенный в 30‑50‑е годы, состоит в основном из деревянных двухэтажных домов квартир на 8, причём в некоторые из них на второй этаж ведут наружные лестницы, пристроенные по основному фасаду. Имеется здесь и несколько каменных двухэтажек поздне-сталинского типа, с отдельными «архитектурными излишествами». Квартал реально жилой, но запущенный, отчего ряд домов заметно обветшал. Но пройтись по нему приятно. Чудом сохранившийся островок прежней жизни в крупном мегаполисе…

Другое место называется Волочаевский городок. Это уже в стороне от центра, бывший военный городок, ведущий своё начало, как мне было сказано, ещё со времён Русско-японской войны (1904‑1905 годов) и получивший мощный толчок к развитию в годы Второй мировой. Самое здесь интересное — это красно-кирпичные одноэтажные постройки казарменного типа «стиля начала века», с выступающей по высоте входной частью по центру здания, увенчанной треугольным декоративным завершением с башенками и полукруглыми окошками. Встречаются и двухэтажные здания. Однако над всеми этими постройками сейчас довлеют современные многоэтажные жилые корпуса, в гуще которых они выглядят как чужеродные элементы. Здесь ещё имеется воинская часть, возобновившая недавно свою деятельность, и самые интересные сооружения начала века (воинские общежития) должны находиться на её территории. До недавнего времени туда мог пройти всякий желающий, но сейчас надо заморачиваться с проходом через КПП, и пока я решал, стоит это того или нет, пришла информация, что те старые общежития уже снесли и на их месте построили новые, современные.

И ещё один городской штрих, вроде бы не такой значительный, но колоритный. В городе действует несколько трамвайных маршрутов, и на некоторых из них ходят ретро-трамваи, 1950‑х годов выпуска, ещё со старинной дугой, наклонной и скруглённой, гудящие и громыхающие на стыках. В Москве такие машины теперь можно увидеть только на трамвайных парадах на Чистых Прудах…

Традиционная обязательная часть моих путешествий — это посещение музеев, особенно в крупных центрах. Но их бывает много, а время ограничено, поэтому приходится концентрироваться на наиболее близких по тематике. Здесь в Хабаровске это, прежде всего, Гродековский краеведческий музей. (Краткая справка: Гродеков Николай Иванович (1843‑1913) — генерал-губернатор Приамурского края, организатор и первый председатель Приамурского отдела Русского Географического общества, основной фондообразователь краеведческого музея). Музей большой, занимает два здания, и внутри можно ходить весь день и увидеть немало интересного. Природа и животный мир — это традиционные залы для подобных музеев, но здесь, помимо уже привычных древних мамонтов, шерстистых носорогов, ископаемых бизонов и всяких-разных доисторических динозавров, очень хорошо представлены и современные специфические обитатели местных краёв. Например, дальневосточный лесной кот. Или амурский тигр — животное, занесённое в Красную книгу, северный подвид этого обитателя тропиков, прижившийся в наших дальневосточных лесах. А рыбы здесь выставлены вживую, в больших аквариумах. В частности, осетровые породы, такие как амурский осётр и похожая на него, но не слишком известная редкая рыба калуга. Редкая, потому что водится исключительно в бассейне Амура и очень капризная в плане среды своего обитания: ей нужна одновременно и пресная, и солёная вода. Поэтому её излюбленное место — это участок, где река впадает в море, применительно к Амуру это Амурский лиман. И находится она сейчас на грани исчезновения, занесена, естественно, в Красную книгу и охраняется особо усиленно.

Ещё одна традиционная музейная экспозиция — это жизнь и быт местных коренных народов. В частности, представлена карта расселения этих народов, составленная русскими исследователями ещё в давние времена. И хоть к сегодняшнему дню картина наверняка несколько изменилась, здесь важен ещё и исторический срез. А картина примерно такая. По Амуру и Уссури в районе Хабаровска — нанайцы (на улицах они здесь мелькают довольно часто), ниже по Амуру, от Комсомольска к Николаевску — ульчи, в самых низовьях — нивхи. К западу от Николаевска, по амурскому притоку, реке Амгунь — негидальцы, у побережья Татарского пролива (в районе Ванино и Советской Гавани) — орочи и удэгейцы. На Сахалине так: север — нивхи (они же гиляки), юг (а также Курилы и японский Хоккайдо) — айны, и отдельными мелкими вкраплениями — ороки. Труднодоступные северные районы Хабаровского края (за Николаевском, по Охотскому побережью: Тугуро-Чумиканский, Аяно-Майский и Охотский) — эвены и эвенки. Из выставленных здесь предметов быта особенно запомнилась удэгейская долблёная лодка с лопатообразным носом, благодаря которому она не разрезает воду, а взбирается на неё. Удобно передвигаться по горным рекам.

Кроме основной экспозиции в музее работает несколько выставок. Одна из них позволяет реально ощутить, насколько далеко я сейчас отъехал от Москвы и вообще от Европейского континента. И что здесь уже иной уголок нашей планеты, со своим видением мира. Выставка японской художницы Эмико Хоримото. По формальным признакам это вроде как абстрактная живопись, но сказать так язык не поворачивается. Это что-то другое. Игра цветов и плавно загнутых линий. Преобладающие оттенки — белый и синий, иногда охристый. И в названии каждой картины присутствует слово «течение». «Течение цвета». «Течение. Ветер Вселенной». Просто «Течение» (триптих). Где-то угадывается морская гладь с подсвеченной через облака лунной дорожкой, где-то капли вечернего дождя, где-то гора Фудзияма. А общее название выставки — «Послание Вселенской любви»…

Другая выставка называется «Деньги Гражданской войны» и даёт наглядное представление о том, какое «лоскутное одеяло» представляла собой наша великая страна после революции 1917 года. Старая монархическая империя пала, и каждый из её «осколков» претендовал на то, чтобы стать «точкой сборки» новой страны. Имперская Россия, Новая Россия (с Временным правительством Керенского), Красная Россия, Поморская Россия, Балтийская Россия, Черноморская Россия, Студёная Россия (Сибирь), Степная Россия (Оренбург), Желтороссия (КВЖД) Россия Вольная, Таёжная Россия, Тихоокеанская Россия… Каждое из этих «царств» выпускало собственные денежные знаки, и вся уникальная коллекция этих знаков выставлена здесь в подлинниках.

Отдельный зал музея посвящён Дальневосточной республике (ДВР), существовавшей с 1920 по 1922 год, временному буферному государству с демократической формой правления и капиталистическим укладом, созданному советским правительством для предотвращения войны с Японией. Эту войну, в случае её начала, молодая советская Россия просто бы не потянула, поэтому было принято решение отложить на некоторое время установление советской власти на Дальнем Востоке. В этом же зале отражены и события Гражданской войны в этих краях, в частности, мощное партизанское движение, возникшее здесь после свержения советской власти в сентябре 1918 года. А в расположенном уровнем выше круглом зале представлена панорама боевых действий, наподобие панорамы Бородинской битвы в Москве.

Несколько залов представляют новейший период нашей истории, от революции и по настоящее время. Залы эти разделены на закутки и уголки, каждый из которых относится к определённой теме: от харбинского старорежимного клуба и радио-агитации на фоне порушенной колокольни — и до тех моментов, которые более близки старшему и среднему поколению: уголок «Стиляги», бивак геологов с гитарой, композиция под названием «Кухонная духовность», типологический комплекс «Водочная очередь» (времён Горбачёва). Сейчас подобного рода ретро-экспозиции устраиваются во многих музеях, и это всегда бывает в выигрыше, как для посетителей, так и для самих музейщиков. Каждому, наверное, приятно бывает вновь окунуться в свои молодые годы и увидеть знакомые детские игрушки, первые тоненькие книжки, парту, за которой сидел в классе, школьные учебники и тетрадки, радио, передававшее по утрам «Пионерскую зорьку», магнитофон «Яуза», на котором слушал полюбившиеся записи, старые журналы, которые просматривал вечерами, сидя в кресле под торшером…

Находясь в этом музее, и особенно в его церковном зале, я не мог не вызвать научного сотрудника и не поинтересоваться по основной своей тематике — относительно сохранившихся старых деревянных храмов на территории края. Знаю по опыту, что если в Сети информации нет, это может ещё ничего не означать. Однако, как оказалось, здесь не тот случай. По всему краю значатся только два таких храма: известный уже хабаровский Христорождественский собор и церковь в селе Нелькан, в труднодоступном Аяно-Майском районе на севере края, куда добраться можно только самолётом. Да ещё недавно откопали основание деревянной церкви где-то в районе тихоокеанского побережья… Одно из возможных объяснений, почему здесь так — это очень влажный климат этих мест, поэтому «деревяшки» тут долго не стоят. И это, кстати, очень чувствуется, особенно в такую, как сейчас, жаркую погоду: влажность почти стопроцентная, парит нещадно.

Практический вывод отсюда такой: по окрестностям здесь искать нечего, можно со спокойной совестью садиться на поезд и ехать в Комсомольск. Поезд, кстати, очень удобный: отходит вечером и идёт одну ночь.

21 июля. Комсомольск

Прибыли по расписанию, рано утром, в половине 7‑го. Это уже трасса БАМа, узловая станция. Вокзал находится на окраине города. Мне на трамвай и по конкретному адресу. Это недалеко от центра, в направлении речного вокзала.

Утренний город понравился сразу. Широкие чистые улицы, большие пространства, малоэтажная поздне-сталинская застройка стиля 50‑х, и очень мало машин. Днём их потом стало больше, но даже это количество для такого города ощущается здесь ничуть не напряжно. А трамваев старинных, 50‑х годов, здесь даже больше, чем в Хабаровске.

Город Комсомольск ведёт отсчёт своей истории с 10 мая 1932 года, когда на берег Амура у села Пермского высадились первые комсомольцы, строители нового города. На том месте установлен теперь памятный камень. От старого села не осталось уже никаких следов, а там, где оно находилось, сейчас устроена красивая набережная, прогулочная зона, большой речной вокзал, по форме напоминающий теплоход, просторная площадь, сквер с фонтаном, монумент первостроителям Комсомольска, берёзовый парк. И колоритный местный штрих — скамеечки-качели, в хабаровском парке тоже такие стоят. Надо, правда, заметить, что красивый речной вокзал давно уже не работает, здание фактически заброшено, и внутри всё разорено, а от всех речных маршрутов остался только «Метеор» до Николаевска (ходит через день) да «ОМик» на тот берег, в посёлок Пивань. А вода здесь в Амуре на удивление гораздо чище, чем в стоящем выше по течению Хабаровске. По другому берегу тянется череда сопок…

Город начинался со строительства судостроительного и авиазавода и сразу же получил бурное развитие. Один за другим появлялись заводы и комбинаты: металлургический («Амурсталь»), машиностроительный, нефтеперерабатывающий (работающий на нефти, идущей по трубопроводу с севера Сахалина), аккумуляторный, сернокислотный, лесозавод, деревообрабатывающий комбинат, предприятия лёгкой и пищевой промышленности. В перестроечные и пост-перестроечные годы многие отрасли, как и везде, изрядно пострадали, ряд предприятий был закрыт, и сейчас Комсомольск работает примерно в половину своей былой мощи. Однако по сегодняшним критериям и это уже не так мало. На авиазаводе, к примеру, собирают наши Сухие Суперджеты. И не только их. Довелось, к слову, наблюдать сегодня красивый парный полёт двух истребителей. Пролетят со страшным гулом один позади другого, скроются, а через некоторое время гул снова нарастает, и они вновь появляются на том же месте — и так круг за кругом. Работают и судостроительный завод, и нефтеперерабатывающий, «Амурсталь» претерпел изменения, распался на несколько отдельных предприятий. Закрыты были заводы машиностроительный, аккумуляторный, сернокислотный. Тем не менее, Комсомольск сейчас по-прежнему является одним из наиболее значимых промышленных центров Дальнего Востока, с населением 250 тысяч, и это не может не радовать. Город, к слову сказать, приятно удивил своими низкими ценами. Ночёвку я здесь нашёл всего за 300 рублей, в полтора раза дешевле, чем в Хабаровске. И в кафе неподалёку можно взять комплексный обед за 150 рублей (в Хабаровске приходилось выкладывать порядка 250). Замечу, забегая вперёд, что Комсомольск в итоге оказался самой дешёвой точкой на всём маршруте.

Состоит город из двух обособленных частей, разделённых речкой Силинкой — центрального района и района Дзёмги, сформировавшегося вокруг авиазавода. Название «Дзёмги» происходит от находившегося на том месте нанайского стойбища. Точного значения этого слова до сих пор установить не удалось, уже и сами нанайцы стали забывать свой родной язык. Есть две версии, и обе сомнительные: то ли «берёзовая роща», то ли «заброшенный чум». В архитектурном плане наиболее интересна центральная часть. В Дзёмгах тоже встречаются примечательные дома, но там уже в большей степени многоэтажные новостройки, частный сектор и промзоны. А в центре некоторые дома даже поставлены на охрану как памятники архитектуры. Хотя всё это — творения советской эпохи. Классический сталинский ампир, в малоэтажном варианте. Самый, пожалуй, выдающийся из них — это «Дом со шпилем» (улица Ленина, 21, «визитная карточка» города), своим завершением напоминающий известные московские сталинские высотки в миниатюре. Очень интересные дома стоят на проспекте Мира. Например, дом 12, с угловыми балконами на ажурных кронштейнах-консолях, белыми на красном фоне, и венчающей башенкой с галереей и колоннадой. У дома 43 похожая башенка с колоннадой, только там уже не галерея, а открытая площадка. А главное в том, что вся эта застройка представляет собой цельный ансамбль, выполненный в едином духе. На менее значимых улицах стоят дома и иных типов, есть и невзрачные хрущёвки, есть и уютные двухэтажные дворы, с цветочными палисадниками под окнами, имеются и деревянные кварталы (например, на улице Пионерской), чем-то напоминающие Гупровский городок в Хабаровске. Эти кварталы попали в программу расселения, и их сейчас реконструируют — но бережно и аккуратно. Старые двухэтажные деревяшки потихоньку сносят, а на их место ставят современные небольшие каменные трёхэтажки, с отдельными архитектурными мотивами стиля 50‑х. Что позволяет в какой-то мере сохранить старинный дух этих кварталов…

Это кажется невероятным, но здесь в Комсомольске удалось отыскать даже деревянную церковь! (Это мне в музее подсказали). Причём не современный новодел. Хотя старой её тоже назвать нельзя. Ориентировочная дата постройки здания — 1970‑1971 год. Изначально это был обыкновенный жилой дом в частном секторе в Дзёмгах, по адресу улица Лермонтова, 83‑а. В 1973 году четыре женщины из действующей здесь православной общины на свои собственные сбережения выкупили этот дом у хозяев для устройства в нём молитвенного дома. В 1990 году молитвенный дом был освящён в церковь Успения Божией Матери, которая действует и поныне. Сейчас, правда, совсем не видно, что эта церковь деревянная: отделана под камень и покрашена в белый цвет с голубым обрамлением. По виду просто дом под двускатной кровлей, только немного увеличенных размеров и с боковой пристройкой, и сверху устроен восьмигранный барабан с куполом и крестом. Да ещё в западной части малюсенькая башенка под шатёриком и тоже с крестом.

В городе имеются и ещё два храма. Один из них стоит в центральном районе, проезжал сегодня мимо него утром на трамвае, а второй — это кафедральный собор Илии Пророка в Дзёмгах. Естественно, новодел, освящён в 2007 году. Но очень интересный новодел, с хорошим архитектурно-художественным решением. Пятиглавый, с колокольней и закомарами-кокошниками, общий красный фон с контрастно белыми контурами, углами, пятнами вытянутых оконных наличников и прочими декоративными элементами. Чем-то даже перекликается с общим духом застройки центра города. Рядом с храмом выстроен в таком же стиле двухэтажный приходской дом с широкой балконной верандой на уровне второго этажа, опирающейся на аркаду-колоннаду. Но особо впечатлила банальная трансформаторная будка-подстанция, стоящая по соседству, но уже за церковной оградой. Её тоже оформили в таком стиле! С такими же декоративными элементами. Отчего она стала выглядеть как старинный павильон в каком-нибудь дворцовом парке. Получается, что фактически на этом месте выстроен вполне приличный архитектурный ансамбль, в лучших наших традициях.

Город Юности — это одно из старых народных названий Комсомольска. Но время шло, юность взрослела, мужала, набиралась жизненного опыта, становилась более рассудительной и сдержанной. Но при этом не утрачивала своего первоначального заряда, а лишь обогащала его всем вновь приобретённым и направляла в нужное русло… Возможно, я сейчас выражаюсь чересчур романтично, и на самом деле всё не совсем так. Но именно такое у меня сложилось ощущение от этого дня, проведённого в Комсомольске. И ни о каком другом городе я бы, наверное, так сказать не смог…

22 июля. По нижнему Амуру

Из Комсомольска в Николаевск есть два пути: по дороге на автобусе или по Амуру на «Метеоре». Я выбрал более дорогой, но, без сомнения, более красивый и интересный вариант — Амур и «Метеор». Отходит он рано утром, в 7‑40, идёт часов 11, весь день в пути.

Река хоть и петляет, но расстояние по ней даже ближе, чем по дороге. По дороге 657 километров, по реке 579. Дорога просто не всегда идёт вдоль берега: после Циммермановки она от него отходит в сторону Татарского пролива и посёлка Де-Кастри, а после Де-Кастри вновь направляется к Амуру и подходит к нему у села Богородского.

Амур в начале пути шириной от километра до полутора, берега всхолмленные, иногда с отвесными скалами, уходящими прямо в воду. Через какое-то время начинаются низменные места, где река широко разливается, с множеством проток и болотистых островов, а основной берег теряется где-то вдали и даже не угадывается. Остановок делаем мало, проскакиваем даже некоторые крупные пункты, такие как Циммермановка, Мариинское. Не везде можем даже причалить, по причине малой глубины. К двум часам дня подходим к Богородскому, центру Ульчского района. Здесь длинная остановка, всех высаживают, и наш «Метеор» уходит на дозаправку.

Гуляем почти час. Тут же, напротив причала, находится и автовокзал, непривычно больших размеров для сёл такого масштаба. Двухэтажный, с гостиницей на втором этаже и рестораном на первом. И на стоящих здесь автобусах красуется огромный логотип: «Пять звёзд». Название это мне уже знакомо, мелькало в Сети, когда я изучал пути передвижения в этих местах. Это частная транспортная компания Хабаровского края, обслуживает дальние, очень дальние и малопопулярные маршруты, которые для обычных автопредприятий просто нерентабельны. А также производит доставку корреспонденции и малогабаритных грузов. И ещё отстраивают и содержат такие вот автовокзалы. Меня, между тем, чем дальше, тем больше занимает вопрос: как я буду попадать на Сахалин? Укрепляется ощущение, что на корабль от Николаевска лучше не рассчитывать. Альтернативный вариант — переправа с Лазарева, но до Лазарева ещё надо как-то добраться. Там тупик, и дорога туда идёт от Де-Кастри. На некоторых картах можно увидеть ещё одну, начинающуюся в районе Богородского. Однако мне объяснили, что там давно уже никто не ездит, и непонятно, в каком она состоянии, но от Де-Кастри до Лазарева ходит официальный автобус (от «Пяти звёзд»), телефонные контакты я зафиксировал.

После Богородского пошли самые интересные места на всём речном пути. По обоим берегам сопки стали заметно выше и скученней, и самых разных видов: и лесистые, и с проплешинами, и почти лысые, и с округлыми вершинами, и с заострёнными, и со скальными выходами у воды. Кое-где они стали даже походить на настоящие горы, высотой под 1000 метров.

Останавливаться стал чаще. Появилась возможность хотя бы издали попытаться разглядеть местные сельские дома. Встречается вроде бы что-то похожее на традиционную четырёхскатную конструкцию, но с такого расстояния что-либо чётко зафиксировать не представляется возможным. К тому же нельзя не принять во внимание и то соображение, что места эти начали заселяться русскими достаточно поздно, не ранее второй половины XIX века, и здесь просто по времени не успели сформироваться свои местные традиции, в частности, в архитектуре крестьянского жилища. И, пожалуй, самое большее, на что тут можно рассчитывать — это отголоски той культуры, которую привнесли с собой русские переселенцы…

Вот по левому борту вновь пошли обширные низменно-заливные пространства, где-то здесь Амур принимает в себя приток Амгунь, ещё немного, и, вывернув на восток, мы выходим на финальный участок пути. Всё больше появляется признаков того, что мы приближаемся к какому-то центру: дороги по берегу, промышленные постройки. А вот уже и завиднелись впереди высотные сооружения Николаевской теплоцентрали. Выруливаем прямо на них и заходим в искусственную бухту с причалом.

22‑23 июля. Николаевск

От причала дорога выводит на основную проезжую улицу, при подъёме на которую стоит символ города, памятник адмиралу Геннадию Невельскому. Именно он в 1850 году основал на этом месте Николаевский пост, ставший впоследствии городом Николаевском. Тогда он ещё не был адмиралом, более того, за это действие его могли реально разжаловать в матросы. Дело в том, что когда он был командирован в эти края (для основания зимовья на Охотском берегу), ему было строго предписано ни под каким видом не заходить в Амур. В то время в наших правительственных кругах опасались осложнения отношений с Китаем, который также претендовал на эти амурские земли. Однако Невельской, основав зимовье, несмотря на запрет и при поддержке генерал-губернатора Муравьёва-Амурского, всё же вошёл в устье Амура, основал не его берегу военный пост, поднял там Российский флаг и объявил о суверенитете России над этими территориями. За такое «самоуправство» могли иметь место самые серьёзные последствия со стороны Особого Комитета, однако государь император Николай I, выслушав доклад Муравьёва-Амурского, назвал поступок Невельского молодецким, благородным и написал на докладе Особого Комитета свою знаменитую резолюцию: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен».

Здесь наверняка сыграли свою роль и прежние заслуги Невельского. Годом ранее ему удалось войти в устье Амура с моря и Амурского лимана (так называется северная небольшая часть пролива, отделяющая материк от острова Сахалин) и тем самым показать, что это устье вполне пригодно для захода судов. (До этого бытовало мнение, что Амур, подходя к устью, разделяется на множество мелководных рукавов). Кроме того, он прошёл из Амурского лимана в Татарский пролив, через самое узкое место у мыса Лазарева (названное впоследствии проливом Невельского) и тем самым доказал, что Сахалин — это остров. До этого то место не удавалось пройти ни одному мореплавателю, об этом писал ещё Чехов в своей книге «Остров Сахалин»: при движении на север Татарский пролив сужался, мелел, и корабль дальше пройти не мог. В связи с этим долгое время считалось, что Сахалин не остров, а полуостров: связан с материком перешейком. Тем более что когда об этом расспрашивали местных аборигенов, те, не зная русского языка, рисовали на месте мыса Лазарева нечто похожее на перемычку между материком и островом. Позже выяснилось, что таким образом они просто обозначали место, удобное для переправы…

Такое легендарное начало города Николаевска резко контрастирует с его нынешним состоянием. Сейчас это совсем небольшой городок, вытянутый вдоль Амура, с населением 19 тысяч, против бывших 36 в 1992 году. Народ начал разъезжаться, как только стала пропадать работа. Был здесь раньше судостроительный завод (с мебельным цехом), от него сейчас остался только небольшой ремонтный цех, закрыты колбасная фабрика, птицефабрика. Из всей промышленности работают, пожалуй, только рыбозаводы в Иннокентьевке и в Чныррахе, золотодобыча (по району), ТЭЦ и морской торговый порт. АТП обанкротилось, и было выкуплено компанией «Пять звёзд». Собственно, и моё здешнее «пристанище» — это бывший пивной цех, в котором устроена маленькая частная гостиничка, совмещённая с диспетчерской такси. Цена за ночь здесь уже заметно выше: 800 рублей против 300 в Комсомольске и 450 в Хабаровске. Хотя по сравнению с прошлогодней Усть-Нерой (2000) это ещё вполне по-человечески. Объяснение простое: чем меньше и глуше пункт, тем меньше конкуренции и больше проявлений монополизма.

А мне здесь предстоят две ночёвки, один вечер и один полный день. Этого должно хватить: городок маленький и довольно невзрачный, смотреть особо нечего. Самое примечательное — это красивая гряда лесистых сопок на противоположном берегу. В самом же городе застройка в основном безликая: малоэтажные дома советского периода и частный сектор, местами весьма неприглядный и запущенный. То здесь, то там встречаются не до конца разобранные груды от снесённых ветхих деревяшек, которые эстетики, естественно, не добавляют. Центральная часть города (в районе памятника Невельскому) выглядит относительно пристойно, здесь можно отыскать вполне благовидные домики сталинской застройки. Старых дореволюционных построек в городе сохранилось очень мало, можно пересчитать по пальцам. Почта, реальное училище (сейчас — школа), ремесленное училище (сейчас — больница). Они все простенькие, в архитектурном плане малопримечательные. Выделяется, пожалуй, только двухэтажное здание краеведческого музея (каменный низ, деревянный верх), особенно нижний красно-кирпичный этаж, с волнообразно выложенной линией на всю ширину фасада поверх оконных сводов. В соседнем здании находится Центр культуры малых народов Севера, при котором на небольшой площадке устроена реконструкция фрагмента нивхской деревни, с несколькими небольшими деревянными постройками. Есть в городе и новодельный каменный храм святителя Николая — одноглавый и с ребристым завершением на восьмигранном барабане.

Что же касается деревянных построек, то из дореволюционного здесь не осталось ничего вообще. И по вполне определённой причине. В 1920 году во время боевых действий, когда отряду красноармейцев под натиском японских интервентов пришлось временно оставить Николаевск, была применена «тактика выжженной земли». Население города эвакуировали в близлежащие селения, а сам город подожгли. И вся деревянная красота (которой, судя по старым фото, здесь было немало) погибла в этом огне… Однако кое-что из заслуживающих внимания «деревяшек» тут всё-таки есть. Несколько интересных одно- и двухэтажных домов стоит в центре, на пересечении улиц Советской и Кантера. Голубые с белым, по виду явно советские постройки с крупными окнами, но в их облике читаются как элементы стиля модерн (особенно в архитектурно-художественном оформлении фронтонов), так и отдельные веяния «советской дачной архитектуры». Это конец 1920‑х годов, и в то время ещё, вероятно, были живы старые мастера и их потомки, помнящие, как строили при прежнем режиме…

Кое-где можно увидеть и более поздние деревянные постройки 40‑50‑х годов. Например, здание портового общежития, с выделенной центральной частью под высокими двумя скатами, колоннами при входе и устроенной над ним широкой открытой верандой. И всё это — тоже пласт нашей архитектуры, который раньше мною как-то и не замечался. Я даже сейчас и припомнить не могу, встречал ли я где что-то подобное. Может и встречал, но проскакивал мимо, выискивая более давнюю старину. А здесь возникла замечательная возможность понять, что это у нас тоже есть, и внимания вполне заслуживает.

Имеется здесь и ещё кое-что, заслуживающее внимания, но уже иного плана. И не в самом Николаевске, а надо ехать на автобусе километров 15. Чныррахская крепость, комплекс оборонительных сооружений конца XIX — начала XX века. Был построен для защиты устья Амура, особо активно начал возводиться во время и после Русско-японской войны. Находится в районе посёлка Чныррах, стоящего ниже по течению, автобусы ходят с интервалом примерно в полтора часа.

Оборонительных объектов там, судя по описанию, довольно много, и все их, естественно, за такое короткое время не обойти, особенно без толкового сопровождающего. Кое-куда и не попасть: минные казематы, к примеру, находятся сейчас на территории рыбозавода, и туда просто не пустят. Но есть какое-то одно сооружение, которое здесь на слуху, дойти хотя бы до него. Оно где-то наверху на сопке, в лесах.

Доехав до посёлка и поприставав с расспросами к местному народу, я выяснил только генеральное направление. Здесь хорошо знают то место: «карабкайся прямо на сопку вдоль ЛЭП». И ещё туда идёт какая-то дорога, но не отсюда, а от предыдущего села Красного. Карабкаться попробовал, но быстро понял, что это нереально, скорее можно ноги переломать. Чисто «на авось» направился назад, к развилке с основной дорогой. И неожиданно удалось подсесть в машину, которая довезла меня до Красного, до той самой дороги, лесного просёлка, идущей непосредственно мимо крепости.

Дошёл менее чем за полчаса. Крепость стоит метров в 20 от дороги, на полянке. Примечательное сооружение. Толстостенный бетонный бункер, своей верхней частью выходящий из-под земли. Видимых размеров небольших, примерно 3 на 4 метра и метр в высоту. Перед входом земляная выемка, и от входа лестница вниз, на глубину. Внутри темно и очень сыро, но фонарик с собой есть. В самом низу от спуска два одинаковых помещения — налево и направо. Из левого помещения есть ход куда-то дальше, но он заложен. Нет здесь никаких признаков огневых позиций, это, вероятно, что-то вроде штаба или командного пункта. Объект расположен на верху сопки, но не совсем понятно, почему он запрятан в густых лесах, откуда не просматриваются ни Амур, ни Амурский лиман. Хотя в то время, когда его возводили, леса здесь могли ещё и не быть такими густыми…

Кстати, Амурский лиман. Он здесь уже недалеко. Его пересечь — и оказываешься на северном Сахалине. Но ни одного варианта переправы у меня так и не возникло. Ситуация усугубляется тем, что сегодня воскресенье, и официальные организации не работают. В Управлении порта только дежурный на вахте, толком ничего сказать не может, единственное, что я понял, это что оказии на Сахалин теперь случаются крайне редко, и в ближайшие дни её не предвидится. Самолёты на Сахалин отсюда тоже не летают. Частные перевозчики (лодки, катера)? По здравому смыслу что-то такое здесь быть должно. На Шантары, насколько мне известно, группы добираются через Николаевск. А до этих охотских островов добираться гораздо дальше, чем до Сахалина. Один мужик мне говорил, что когда-то и сам туда перевозил, но уже давно этим не занимается и сейчас не в теме. И совершенно непонятно, в какую дверь стучаться. Придётся, видимо, использовать запасной вариант — переправу с посёлка Лазарев. Это надо будет возвращаться назад к Комсомольску, по дороге, сначала до посёлка Де-Кастри, а там как бы снова назад, вдоль Татарского пролива. Другого пути туда нет. Удалось прозвониться в «Пять звёзд», узнать про лазаревский автобус: ходит по воскресеньям и четвергам. Завтра понедельник. Это означает, что вопрос придётся решать нетривиально и уже на месте.

Часть 2. Суета на тему переправы

24‑25 июля. Де-Кастри

Николаевск, как и Комсомольск, стоит на левом берегу Амура, автомобильная дорога проходит по правому. Но если в Комсомольске мост, то в Николаевске моста нет, два раза в день ходит паром в деревушку Подгорное, где устроена конечная остановка николаевских автобусов. Моя задача — оказаться в Де-Кастри как можно раньше, поэтому ехать надо не на автобусе, а на маршрутке, под утренний 9‑часовой паром… И всё же остаётся подспудное ощущение, что не совсем правильно я сейчас поступаю, покидая Николаевск. Должен здесь быть какой-то вариант, возможно не в самом городе, возможно в окрестных селениях. Получается, что я уезжаю просто за отсутствием каких-либо зацепок…

До Де-Кастри без малого 300 километров, дорога идёт по лесам и перевалам через гряды сопок, с иван-чаем по обочинам. Часа через три прибываем в Богородское, здесь в кафе получасовая остановка на обед. До Де-Кастри остаётся ещё два часа езды. Отслеживаю расстояние по километровым столбам, и особенно внимательно перед самим посёлком: надо зафиксировать поворот на Лазарев. И этих поворотов оказалось два, что мне сразу очень не понравилось. Особенно то, что расстояние между ними весьма значительное — 25 километров. На каком из них автостопить? Поток машин на Лазарев и так очень маленький…

В Де-Кастри прибыли часа в 3. Для меня это уже поздновато, и сразу же новый сюрприз: автобус на Лазарев ходить больше не будет, сегодня утром сделал оттуда последний рейс. Какие-то у них возникли проблемы, что-то вроде того, что автобус этот арестовали. Он, кстати, стоит здесь же, на автостанции, это даже не автобус, а машина-вахтовка повышенной проходимости: дорога там очень плохая. Матрасы в неё какие-то грузят, вероятно автовокзальные гостиничные, и она уже собирается отъезжать.

А вариантов уехать в Лазарев нет никаких. Была ещё некая призрачная надежда на нефтяников: вдоль лазаревской дороги тянется нефтепровод с Сахалина, и по нему периодически совершаются контрольные объезды. Однако в данный момент этот вариант не проходит: объезд только что был, а следующий примерно через неделю.

Остаётся одно: вставать на повороте и стопить. Только на каком из двух? До ближнего 6 километров, до дальнего 31. Ближний здесь называют Блокпост, дальний — Глина. И говорят, что машины на Лазарев сейчас в основном идут через Глину, там дорога не такая плохая. Но если машина большая и повышенной проходимости, она может идти и через Блокпост, там расстояние короче. Эти два пути потом где-то сходятся, но очень далеко, пешком не дойдёшь. Я в итоге решил, что встану всё-таки на ближнем Блокпосту и буду тормозить всех подряд по основной трассе: быть может тогда перехвачу и того, кто пойдёт через Глину. Поэтому времени терять не следует, под рюкзак и вперёд (вернее, назад) по дороге.

Почти сразу же, не выходя из посёлка застопил легковушку. Водителя зовут Олег, едет недалеко, но до Блокпоста обещал подбросить. И не только. Узнав, что я путешествую, сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Тут, оказывается, в районе посёлка, на сопках, имеется нечто весьма интересное. Береговая артиллерийская батарея, оборонительный комплекс 1930‑х годов. И он мне предложил туда съездить. Это надо свернуть с основной дороги к берегу и нефтеналивному терминалу и от него проехать ещё немного в гору. Вот только точное место Олег запамятовал, давно здесь не бывал. Надо выходить из машины, углубляться в лес и искать. Два раза промахивались, нашли только с третьего захода. А, надо заметить, перед этим прошёл дождик и намочил всю траву. Мои ботинки какое-то время держат, но в конце концов промокли насквозь. Однако плутали мы не зря, это того стоит. Мощно. Называется — орудийные дворики, Олег меня провёл через три таких дворика, расположенных в одну линию. Каждый из них представляет собой комплекс приземистых бетонных сооружений и кольцеобразное каре из бетонных плит на невысоких столбах, а по центру этого каре стоит конический бетонный постамент метровой примерно высоты с вмонтированной наверху круглой металлической площадкой, оборудованной для установки чего-то тяжёлого, судя по всему, какого-то большого орудия. Имеется множество и других сооружений — и у двориков, и поблизости, и по другую сторону дороги. Различные вспомогательные строения, подземные бункеры, в которых наметённый снег не тает даже летом, колодцы, в которые можно спуститься по скобяным лестницам, большое здание котельной, активно зарастающее деревьями. Где-то наверху на сопке должен быть ещё командный пункт. Кроме того, бытует мнение, что все эти сопки связаны между собой подземными ходами.

Но самое интересное — это что в бетоне ни одной щербинки, ни малейшей крошки. Только потемнел местами, да столбы некоторые покосились. А прошло уже более 80 лет, и сооружения эти постоянно открыты всем дождям, снегам, ветрам, весенним водам… И закономерный вопрос: а где сейчас эти старые технологии 30‑х годов? Почему сейчас зальют, к примеру, бетоном площадку перед подъездом, и она уже через полгода начинает крошиться?..

Но это всё из серии «вопросы без ответа». Мне же сейчас ясно одно: даже если я и не попаду в этот Лазарев, сюда, в Де-Кастри, я уже не зря съездил. Тут даже нефтеналивной терминал примечательный: выстроен на не вполне естественном для этих мест возвышении с плоской площадкой наверху. Олег объяснил, что для строительства этого терминала срезали целую сопку, почти до основания.

Довёз он меня до Блокпоста. Сам развернулся и назад, по своим делам. Времени уже около 5 часов, встал у поворота. Машины по трассе периодически проезжают, но либо проскакивают мимо, либо идут не в Лазарев. Сам блокпост виднеется с дороги на отдалении — одинокий домик в цепочке себе подобных, вдоль нефтепровода. До Лазарева отсюда 93 километра, от Глины было бы 95. Я, честно говоря, уже не совсем уверен, что имеет смысл туда попадать. Там, конечно, самая узкая перемычка (при Сталине от Лазарева даже начинали строить тоннель под проливом), и переправиться наверняка можно, но как пойду дальше? Посёлок Погиби на той стороне нежилой, до населёнки километров 100‑200, только блокпосты. Можно, конечно, попытаться «вписаться» на каком-нибудь из них и ждать машинной оказии, но это непонятно сколько…

Впрочем, в Лазарев я, похоже, сегодня и не попаду. Времени уже много, кроме того, погода испортилась. Стоять на одном месте холодно, да ещё и дождик начался. Мелкий вроде, но идёт и не перестаёт. На позиции становится всё более мокро и тягостно, и в половине 8‑го я решил двинуться назад, в Де-Кастри. Приходится решение лазаревского вопроса переносить на завтра.

Машину застопил через 15 минут. В посёлке надо будет как-то устраиваться на ночь, подвезли меня к гостинице, но не автовокзальной «пятизвёздочной» (там дороже), а к другой, под названием Сомон. Правда, мест там свободных не оказалось. Но есть один вариант. Что-то вроде частной гостиницы, одноэтажный деревянный домик с несколькими оборудованными комнатами. Дороговато (900 рублей) и, кроме того, нетоплено: в домике этом сейчас никто не живёт. Зато неподалёку, у дороги, имеется круглосуточная столовая. А ещё вскоре пришёл кочегар, затопил печь, и помещение потихоньку нагрелось, удалось даже просушиться. Если бы не дождик, можно было бы, пока не стемнело, погулять здесь по берегу, поснимать. Место очень красивое: лагуны и бухточки, острова, сопки и сильно изрезанная береговая линия. А всё вместе называется залив Чихачёва и относится к Татарскому проливу. Этот залив был открыт французским мореплавателем графом де Лаперузом в 1787 году и поначалу носил название залив Де-Кастри, по имени французского министра маркиза де Кастри, который финансировал Лаперузу ту самую экспедицию. Залив оказался очень удобным в военно-стратегическом плане, в связи с чем здесь по всей береговой линии с периодичностью установлены бетонные доты. Один такой находится неподалёку от моего домика, рядом с маяком, на высоченном, отвесно уходящем вниз берегу. Представляет собой небольшой утопленный в землю бетонный бункер кубической формы, выступающий наружу своей крышей. И две огневые позиции, в разные стороны. Вход открыт, можно зайти внутрь. Олег рассказывал, что когда расширяли здесь морской порт, на пути встал один из таких дотов. Так его и долбили, и взрывали — всё безрезультатно. Ничто его не берёт. Неизвестно, чем там закончилось дело, но, его, похоже, так и оставили, только землёй присыпали.

К слову сказать, Де-Кастринский порт и нефтеналивной терминал — это здесь основные «градообразующие» предприятия. Ещё функционирует компания «Де-Кастри Лес». И нефть, и древесину в порту грузят на суда и отправляют в близлежащие страны — Китай, Корею. Порт специализируется исключительно на этом, и уйти отсюда на Сахалин лучше даже и не пытаться, не терять времени. Хотя путь Чехова повторить хотелось бы: они тогда из Николаевска на корабле пришли сначала сюда, в Де-Кастри, а уж только потом в Александровск, на остров…

На следующий день погода испортилась окончательно. Если вчера дождик был мелкий и с перерывами, то сегодня зарядил основательно и на весь день. На позиции стоять однозначно нельзя. Единственный вариант — договориться с кем-то здесь, в посёлке, если кто-то поедет в сторону Лазарева. Но как это узнать? Я испробовал все варианты, которые только пришли в голову. Обращался и на почту, и в поселковую администрацию, и в контору Роснефти. Водителей всех у автостанции и в её окрестностях замучил одним и тем же вопросом: а вы не в Лазарев? а вы не в Лазарев? Меня уже в лицо начали запоминать. Удалось в итоге за весь день выявить три машины в ту сторону, но все они были переполнены под завязку, и для меня места не было. На автостанции мне подсказали один лазаревский телефонный номер (женщины, которая продавала билеты на автобус), и я по нему прозвонился. Была некая надежда, что, может быть, кто-нибудь из лазаревских поедет сегодня оттуда — сюда и обратно (такси, например). Нет, ничего такого сегодня не ожидается…

И в таком режиме прошёл сегодня весь день. Дождь идёт, не перестаёт, даже по посёлку не погуляешь. Хотя, по правде говоря, смотреть здесь особо нечего. Посёлок совсем небольшой и невзрачный, и самое в нём примечательное — это красивое расположение на берегу залива. А народ тут можно увидеть самый разнообразный, со многих отдалённых мест. Кавказцев много, живут целыми семьями. Привлечённая рабочая сила. Сейчас производятся какие-то работы на нефтеналивном терминале, кроме того, здесь собираются строить газосжижающий завод, и начались подготовительные работы. (Газ сюда поступает по трубе с Сахалина, так же, как и нефть). Поэтому, кстати, и свободных мест в гостинице нет: там обосновались надолго и основательно.

Однако именно благодаря этой приезжей рабочей силе сегодняшний дождливый день прошёл всё же не зря. Тамбовские ребята подсказали интересный вариант. Оказывается, на Сахалин могут перевезти с Озерпаха — это посёлок на Амурском лимане, километрах в 40 от Николаевска, за Чныррахом. Назвали даже, к кому обращаться. Первая улица, первый или второй дом по левой стороне, у забора стоит джип, хозяина зовут Сергей. Он всегда в курсе, кто куда плывёт. И это для меня теперь, по-видимому, единственный вариант. Уже вечер, и на Лазарев сегодня точно не уехать. Придётся ночным автобусом возвращаться в Николаевск. Надо было вот так отъехать от него почти на 300 километров, чтобы узнать этот вариант и вернуться обратно! Такого у меня ещё не было. Но надо же когда-то начинать…

26‑27 июля. Озерпах и Амурский лиман

В Подгорное прибыли в 5 часов утра. Дождь, похоже, прекратился, до парома ещё 4 с половиной часа. Автобус лазаревский, кстати, вахтовка та самая, тоже здесь стоит. А вот и те матрасы, которые в неё грузили — свалили на автостанции в углу, в зале ожидания. Пока никто не видит, можно потихоньку на них расположиться и вздремнуть часок-другой. С попутчиком ещё одним довелось пообщаться, эвенком из Чумикана по имени Игорь. Невесёлые вещи он мне поведал, на тему малых коренных народов. Вот я хожу здесь по музеям, пытаюсь вникнуть в национальную специфику этих народов, антропологические особенности, изучить их места расселения, жизненный уклад, предметы быта. Однако по факту всё это давно в прошлом, сейчас даже старики уже не помнят свой национальный язык, а национальности между собой так перемешались, что теперь и не отличишь, кто есть кто. Ительменов — нет, нганасанов — нет, камчадалами сейчас называют всех тех, кто живёт на Камчатке. А национальная самоидентификация происходит исключительно на уровне пьяных разборок с мордобоем: «Да я ительмен! Дед мой был ительменом. А ты кто такой?» Самое печальное, что всё это похоже на правду. Говорит мне об этом человек с места. Чумикан — это уже северная глухая часть Хабаровского края, не слишком сильно искорёженная цивилизацией…

Паром подошёл в половине 10‑го, минут через 50 причалили к николаевскому берегу. Не самый приятный момент, когда приходится вот так неожиданно возвращаться в то место, откуда уехал два дня назад. Хочется побыстрее его снова покинуть. До Озерпаха ходит автобус, но не каждый день, и сегодня его нет. Вариант один: ехать на чныррахском автобусе до развилки, выходить и автостопить.

На развилке долго стоять не пришлось, минут через 20 подобрал грузовичок, и в половине первого мы были уже в Озерпахе. По виду он представляет собой нечто среднее между деревней и приморским посёлочком, Амурский лиман (который по сути является частью морского пролива) выглядит здесь как море, противоположного сахалинского берега не видно, он просматривается только в очень ясную погоду. По прямой до него километров 35‑40, но по прямой мне не надо, берега там дикие. Мне нужно в то место, откуда смогу на чём-нибудь уехать. И это место мне здесь назвали: посёлок Рыбновск. Это наискосок, с уклоном к северу, по воде выходит порядка 50 километров.

Осталось решить один вопрос: кто меня сможет перевезти? Вопрос оказался не таким простым: местное население, как выясняется, по большей части не в теме. Заходил я и в тот дом, про который говорили тамбовские ребята в Де-Кастри. Нашёл его сразу, даже джип у забора стоит, вот только Сергея там никакого нет. Хозяйка даже не понимает, о ком идёт речь. Пришлось немалое время побегать по посёлку, поприставать к местным жителям, прежде чем сообразил, что в таких домах иногда бывает по две квартиры. И действительно, зашёл в него с другой стороны — и сразу же выяснилось, что те тамбовские ребята промахнулись только с именем: не Сергей, а Александр. И мой вопрос решился очень быстро. Александр отвёз меня в другой дом, где обосновался его сын Юра, в составе рыболовецкой бригады. Они как раз недавно вернулись с лимана, сетуют, что рыба сейчас почему-то очень плохо ловится, вся куда-то ушла. Моим перевозом они сейчас заняться не могут, другие дела, но есть вариант. Вызвонили они ещё одного своего товарища, из другого дома, и он вскоре подошёл. Зовут Иван, молодой парень, подводник, спасатель и, похоже, немного экстремал. С ним договорились быстро, сошлись на 10 тысячах, в основном чтобы окупить бензин. Только не сегодня, а завтра утром, если будет погода. А пока для начала можно перебазироваться к нему в дом.

Дом у Ивана — это бывшее здание магазина, с прилегающим хоздвором и входными глухими воротами, которые Иван всегда запирает на замок. Снаружи в качестве звонка висит вьюн (корабельный ревун) с ручкой-крутилкой: её крутишь, и она издаёт вой сирены. Кроме Ивана здесь живут сейчас ещё двое ребят, но они сейчас на лимане. Кроватей хватает с избытком, поэтому на ночь, вероятно, я здесь же и останусь. Иван действует чётко и по-деловому, без лишних слов: вот кухня, чай-хлеб-печенье, у нас самообслуживание. Сам он живёт с семьёй в Николаевске, работает на пожарке в режиме сутки-трое. Сейчас как раз перерыв между дежурствами.

В доме он сегодня как бы за дневального. Кашеварит, занимается хозяйством. Ребята иногда к нему заходят, такие же рыболовы. Я так и не выяснил, на кого они работают. Вероятно, на один из ближайших рыбозаводов. Вечером вернулись с лимана и двое его товарищей, которые из этого же дома — ещё один Иван и Алексей. Тоже ничего толком не поймали, хотя есть признаки, что вроде бы пошла горбуша…

А вечер этот у меня получился особенный. Не похожий ни на какой другой. По виду вроде самые обычные деревенские ребята, каких много, обычные разговоры о повседневных делах, текущих заботах. Но оказалось, что просто побыть с ними рядом один вечер — это очень дорогого стоит. Это трудно объяснить словами, просто они — настоящие. Один показательный штрих — они не употребляют ненормативной лексики. Мне, городскому, даже приходится испытывать некоторую неловкость за свою «столичность», которую я сейчас пытаюсь спрятать как можно глубже… Но при этом не покидает ощущение необыкновенного подарка, который я непонятно чем заслужил…

К вечеру погода после вчерашних дождей вроде бы наладилась и ветер стих. Иван-второй и Алексей когда вернулись с лимана, так и сказали: «Вода — зеркало. Полный штиль». Но с утра ветерок всё-таки задул — южанин, и по прогнозу в течение дня должен усиливаться. Если идти на Сахалин, то это надо делать как можно быстрей. Тем более, что судно, на котором нам предстоит идти, мягко говоря, не совсем того типа, на который я рассчитывал. Я ожидал нечто более основательное, с кубриком и капитанской рубкой. А это просто прогулочный катерок, типа лодки-казанки, только по размерам немного больше, метров 5 в длину. Два места спереди (рулевое и рядом с рулевым) и сзади ящик-рундук, на котором тоже можно сидеть. Семейный вариант, для речек и небольших озёр. Во дворе стоит, ребята вчера вечером на машине отбуксировали. И вот на таком предстоит морская переправа, и, судя по всему, весёлая. Если вообще предстоит. Иван, похоже, окончательного решения ещё не принял.

Тем не менее, в половине 10‑го выехали, спустили катер на воду. С нами идёт ещё один паренёк, Виктор, как бы за штурмана. У берега копошатся и другие рыбаки, на похожих катерах, кто-то собирается отходить, кто-то уже обратно причаливает. На вопрос «как обстановка?» отвечают разное. Но больше предостерегают: зря вы туда пошли, не дойдёте до Сахалина, волна большая. Иван ещё некоторое время подумал на малом ходу, но потом всё-таки решился: Ну, с Богом? — С Богом! И рванул мотор на полную мощь.

Идём сначала вдоль берега, к северу, по тихой воде. Срезаем залив, и от мыса Покровка Иван резко выворачивает направо, «в открытое море». Берег начал удаляться, а ветер усиливаться, и волна нарастать — и чем дальше, тем больше. И вот материковый берег скрылся совсем, сахалинского пока тоже не видать, одни только волны-накаты метра по полтора-два да наше утлое судёнышко наедине со стихией. На меня, городского, такое должно бы навевать ужас, но мне почему-то на удивление спокойно. Есть внутреннее ощущение, что мы обязательно должны дойти. Неприятно только, что волнами периодически захлёстывает. Я сижу сзади, на рундуке, ребята дали мне и спасжилет, и плащ прорезиненный, но перед этим я уже успел промокнуть. Особенно — как бы это сказать помягче — то место, на котором сидят. А это место потом очень долго сохнет, особенно если на нём продолжаешь сидеть (в машине, например). Но вот, наконец, показался вожделенный сахалинский берег, с какими-то прямоугольными строениями — вероятно, корпусами рыбновского рыбозавода. Через некоторое время возникло впечатление, что волна начала спадать, но нам ещё предстояло пересечь глубоководный Канал (продолжение амурского русла), который идёт здесь вблизи сахалинского берега. А на Канале всегда бывает самая большая волна. Но и его мы преодолели, после чего волна резко спала, и наш катерок вышел на тихое прибрежное мелководье. Будто и не было никаких бушующих волн. Непосредственно к берегу подойти возможности нет, надо разуваться и прыгать в воду. Ребятам задерживаться нельзя ни минуты, ветер усиливается, и они сразу же рванули назад и вскоре скрылись из вида — только рукой друг другу издали посалютовали. Дай им Бог дойти благополучно…

Часть 3. Планета Сахалин

27 июля. Первый день на острове. Первая дорога, первые приключения

От Озерпаха шли сюда ровно 2 часа. Здесь, кстати, уже следующий часовой пояс, можно торжественно переводить часы: сахалинское время 12 часов 45 минут. Для начала надо немного обсохнуть, оглядеться, понять, куда это я попал. А попал я как будто на другую планету. Совершенно иная природа, по сравнению с материком. Сплошные пески, посёлочек в песках, завод в песках, травянистые заросли, роза-шиповник, хвойные кусты наподобие кедрового стланика (только увеличенных размеров) и продутые ветрами низкорослые деревца с односторонней кроной, направленной от моря. То ли кедры какой-то местной породы, то ли такие причудливые лиственницы. Это самый северный Сахалин, про который Чехов писал, что он по своим климатическим и почвенным условиям для жизни совершенно непригоден. А здесь сейчас не только живут, но и активно добывают нефть и газ. И ещё рыбу ловят.

Всё это замечательно, но отсюда надо как-то выбираться. Посёлок представляет собой по сути небольшую деревушку, у некоторых домов стоят машины, так что варианты должны быть. Административно это Охинский район Сахалина, до Охи, районного центра, 180 километров. От рыбозавода машины туда, разумеется, ходят, но сегодня она уже была, ушла. Когда следующая — неизвестно. По дороге километрах в 8 стоит деревушка Романовка (на карте — Луполово), есть смысл для начала дойти хотя бы дотуда: путь на Оху всё равно лежит через неё.

Основная дорога здесь тоже в песках — просто продавленная колея, на карте обозначена пунктиром. Уже выйдя из посёлка, вижу вдруг идущую параллельным курсом машину-вахтовку. Естественно, тут же со всех ног бросаюсь ей наперерез: «До Охи возьмёшь?» — «Садись, веселей доедем».

Водителя зовут Санька, мой тёзка. Сразу же предупредил меня о двух вещах. Во-первых, поедем не быстро, с остановками (у него тут друзья на каждой точке), и во-вторых, он сейчас с большого бодуна, очень хорошо посидели в эту ночь. Кроме того, бензин заканчивается, надо где-то дозаправиться. Заехали по пути в какой-то то ли гараж, то ли на базу — безрезультатно. До Романовки должно хватить, а там надо будет вопрос как-то решать.

Дорога до Романовки идёт вдоль берега, по пескам. Сама Романовка представляет собой совсем мелкую деревушку, 6‑7 разрозненных домиков-хибарок и ещё рыбацкий стан на самом берегу (сезонный лагерь рыбаков), ловят для рыбновского рыбозавода. Рыба здесь, кстати, ловится нормально, в отличие от Озерпаха.

В Романовке у Саньки приятель, пожилой гиляк по имени Валерий, к нему он и завернул — по поводу бензина и вообще. Сразу меня предупредил, что остановка минимум на полчаса, успею ещё погулять по округе. А для начала могу зайти в дом, немного подкрепиться. Валерий как раз сейчас рыбу красную жарит (кету, горбушу), на столе в миске у него уже готовая горка, рядом плошка с красной икрой. Садись, говорит, бери сколько хочешь. Что ж, это весьма кстати, будет мне вместо обеда.

А в стороне на взгорке я сразу заприметил нечто интересное, похожее на обетный крест под двумя скатами. Но это не крест: вместо поперечной перекладины у него просто деревянная табличка. И рядом на двух столбиках ещё одна табличка, каменная, с каким-то текстом японскими иероглифами. Валерий объяснил, что это японский памятник какому-то их путешественнику, который в XVIII веке проплывал мимо этих мест на папирусной лодке. И японцы этот памятник блюдут и периодически посещают.

Заехали мы и на рыбацкий стан, у Саньки там тоже было какое-то дело. Народ на стане весь пришлый, городского вида и из разных мест. Встретили приветливо, а узнав, что я путешествую, даже предложили с ними пообедать. Но мне это уже не так актуально, больше интересует другой вопрос, по своей тематике. В Сети числится некая старая деревянная часовня в селе Воскресеновке Тымовского района, есть ли она на самом деле? И один из мужиков подтвердил: да, есть там такая. Сказал достаточно уверенно, как человек с тех мест. Поэтому я и не стал это потом перепроверять…

Наконец со всеми вроде бы пообщались, бензином заправились, тронулись в путь — и снова вернулись. Надо заглянуть ещё в один дом. Хозяин, по имени Сергей, тоже стал предлагать остаться на обед. Он тут то ли егерь, то ли старший по поселению, деловой и ответственный, порядок хочет навести в этом отдельно взятом уголке…

Окончательно двинулись только часа в 4. После Романовки пески сразу закончились, дорога пошла от берега вглубь острова, лесом и по краю болот. Хорошая укатанная грунтовка, ровная и твёрдая. Интересно, что цветки иван-чая здесь заметно темнее, чем на материке. Санька время от времени выдаёт комментарии: скоро, говорит, ручей будем проезжать — Похмеловка называется. Тут часто едут с бодуна, и у этого ручья в самый раз бывает остановиться, водички попить. Контроля на этой дороге всё равно никакого нет, только пост лесхоза километров за 12 до выезда на основную трассу. Но это уже другое — они фильтруют в обратную сторону. Тут что-то вроде заповедной зоны, пропускают только местных жителей и их родственников. Но Саньку знают все, у него проблем с проездом нет. Машина эта его личная, он её выкупил, промышляет потихоньку перевозками и доставкой грузов, в частном порядке.

На пути у нас ещё один пункт, посёлок Берёзовка (на карте — Новые Лангры), надо заехать. Но уже ненадолго. Когда-то это был большой посёлок, сейчас остались последние один-два домика, в которых живут только летом. И здесь нам тоже предложили остаться на обед. Интересный, однако, народ на Сахалине…

Едем вроде нормально, таким темпом к вечеру должны добраться до города. Вдруг — бах! Снизу резкий хлопок, машину накренило и повело в сторону. Пробили переднее колесо. И запаски нет. И дырка, похоже, не слабая: обратно накачать не получается, сразу же спускает. И на дороге никого, и связь не работает, помощи ждать неоткуда. Снимать колесо, разбортовывать и клеить? Ремонткомплект есть, но маленький, для точечных дырок, заплаточки сантиметра 4 в диаметре. Не для нашего случая. Но что-то делать надо. У машины сзади два моста и четыре колеса. Санька сначала хотел снять одно из этих четырёх колёс и поменять местами с передним пробитым (на одном заднем мосту как-нибудь доковыляем), а домкрат всего один, зад подняли, надо что-то подставить, а подставлять нечего, в конце концов использовали для этого железную печку (вроде выдержала, только немного сплющилась). Гайки крутить пришлось мне, вот уже почти открутил все восемь с заднего колеса — Санька вдруг передумал. Нет, говорит, закручивай обратно, будем разбортовывать и клеить. Разбортовали, вытащили камеру, дырка там действительно основательная — сантиметров 12 в длину. Что вполне объяснимо: из шести колёс только на трёх стоит свежая резина. А на остальных — старинная и в сплошных трещинах, ещё с советским знаком качества.

Заплаток имеется штук десять, внахлёст должно хватить. Санька использовал все до последней, если ещё что-нибудь пробьём, ремонтироваться будет уже нечем. Наконец заклеились, накачались, поставили колесо на место, поехали. Три часа на этом потеряли, времени уже 9‑й час. А ехать ещё две трети пути: километров 60 до основной трассы и потом примерно столько же до города.

По идее, от Романовки мы должны пересечь поперёк почти весь остров, с запада на восток. Но не напрямую, а витиевато. Километров через 10 после нашей вынужденной стоянки мы вливаемся в техническую дорогу, идущую вдоль Трубы, того самого знакомого нефтепровода: Оха — Погиби — Лазарев — Де-Кастри — Софийск — Комсомольск. Идём по ней не слишком долго, километров 9, до 3‑го блокпоста, после чего забираем направо, на восток. Перед выездом на основную трассу проходим мимо нежилого посёлка Сабо с полуразобранными домами. Это был посёлок нефтяников, а как нефть в этих местах выработали, посёлок стал ненужным, и его перенесли на другое место, к новым скважинам.

На основной трассе уже асфальт, нам по ней на север, до Охи по столбам 57 километров, поехали веселее. Время уже близится к 10 часам, активно сгущаются сумерки. Природа здесь, и без того необычная, при наступлении темноты кажется ещё загадочней. Кусты и низкорослые деревца, пески и протяжённый морской залив на отдалении. И низменные открытые пространства по сторонам от дороги. На европейском севере я бы сказал — болота, но здесь принято другое название — марь. Болото — это мокрое и топкое, а марь относительно сухая и с кочками, по ней можно ходить и собирать ягоды.

До города остаётся километров 30, ход хороший, новых проблем вроде бы ничего не предвещает. Но Саньке вдруг потребовалось сделать остановку — выскочил, а в кабину вернулся какой-то озабоченный и сообщил, что мы опять пробили колесо. На этот раз заднее. И дырка снова не маленькая, не накачивается. А времени уже 11‑й час, и густые сумерки. Хорошо ещё, что у нас две пары задних колёс, можно хоть со скоростью велосипеда, но двинуться дальше. Машину при этом постоянно дёргает и трясёт, хотя до этого шли вполне нормально. Кое-как доковыляли километров 5 до ближайшего посёлка Тунгор, бросили там машину (колесо уже совсем вдрызг, ремонту не подлежит), и Санька вызвонил из Охи такси, за 850 рублей. Совсем уже стемнело, до города в итоге добрались только около полуночи. Сначала Саньку домой закинули (он по дороге заснул на заднем сидении, пришлось расталкивать), потом меня в гостиницу. Гостиница закамуфлирована, без вывески, сам бы я её в такой час искал очень долго. И цена дорогая: 1350 рублей за место в двухместном номере, без соседа. Но других вариантов нет, и это только на одну ночь — завтра утром надо уже отсюда съезжать.

28‑29 июля. Оха — Александровск. Мыс Жонкиер и бардовский фестиваль

Оха — это город нефтяников на самом севере Сахалина. Северней только полуостров Шмидта, дикий и безлюдный. Сам остров Сахалин вытянулся с севера на юг километров на 950 и по своим очертаниям напоминает рыбу: «голова» на севере, раздвоенный «хвост» на юге. В срединной части с восточной стороны имеется ещё острый и загнутый «плавник» — полуостров и мыс Терпения. Средняя ширина острова километров 100 севернее «плавника» и километров 40‑50 от «плавника» до «хвоста». Остров омывается с востока Охотским морем, с запада Амурским лиманом, проливом Невельского и Татарским проливом. Южный пролив, отделяющий Сахалин от японского острова Хоккайдо, называется проливом Лаперуза.

Основная сахалинская автодорога проходит вдоль всего острова, от Охи до Южно-Сахалинска и дальше на Корсаков, к заливу Анива. От Ногликов, соседнего с Охой райцентра, к ней подключается ещё железная дорога. Автобусы от Охи до Южно-Сахалинска не ходят — только до Ногликов, дальше поезд. Отходит автобус утром, но не рано, в половине 11‑го. А перед этим, соответственно, имеется возможность пробежаться здесь хотя бы по основным улицам.

Оха возникла в 1880 году как посёлок при нефтяном месторождении. Сейчас это городок с населением порядка 20 тысяч. Разбросанные по территории промзоны выглядят малоэстетично, но жилая часть расположена компактно и аккуратно. Застройка малоэтажная, многие дома обшиты разноцветным сайдингом и красиво выглядят, но во дворах и на улицах часто ощущается устойчивый запах мусора. В центральной части имеется ряд домов 40‑50‑х годов, с элементами сталинского ампира. И есть в городе ещё кое-что, весьма примечательное. На некоторых домах изображены портреты наших литературных классиков и приведены их цитаты. Например: «Недостаточно быть умным, чтобы жить умно» (Лев Толстой); «Если звёзды зажигают — значит это кому-нибудь нужно» (Маяковский); «Учитесь у всех, не подражайте никому» (Пастернак). Нечто в этом роде я видел 4 года назад в городе Кудымкаре Пермского края. Там вынесенную наружу уродливую трубу инженерных коммуникаций тоже изрисовали всю цитатами, благодаря чему она стала местной достопримечательностью…

На автобус до Ногликов билеты здесь обычно берут заранее. Это редкость, что сегодня в нём были свободные места. Расстояние по дороге от Охи до Ногликов 225 километров, до Южного (так здесь называют Южно-Сахалинск) — 847. Участок до Ногликов идёт в районе восточного берега, после вчерашнего поворота на Сабо асфальт вскоре заканчивается, начинаются грунты. Низменный ландшафт начинает постепенно меняться, появляется первая на пути гряда сопок с островерхим гребнем, которую мы проходим подножием. Автобус идёт 4 часа, подвозит к железнодорожному вокзалу Ноглики, самому северному на Сахалине и самому восточному в нашей стране.

Мне сейчас надо попасть в Александровск. Чеховский городок, с музеями и достопримечательностями, и самый, пожалуй, интересный пункт на Сахалине с исторической точки зрения. Александровск стоит на западном берегу острова, и дорога туда идёт от станции Тымовск, до которой мне и нужно сейчас брать билет.

Здесь ходят два поезда, оба до Южного: пассажирский и скорый. Первым идёт пассажирский, отправление в 16‑44. Интересно, что здесь принят обратный принцип нумерации поездов: на юг идут чётные, на север нечётные. Непривычно: на материке везде наоборот. Есть и ещё одна существенная особенность этой железной дороги: ширина колеи. Её принято измерять в миллиметрах, наш традиционный стандарт — 1520 (чуть более полутора метров) или узкоколейный вариант — 750 (75 сантиметров). Здесь же, на острове, нечто промежуточное: 1067 (метр с небольшим). Дело в том, что южная половина Сахалина, до 50‑й параллели, в 1905 году после Русско-японской войны отошла Японии и возвращена была только через 40 лет, в 1945‑м, после победоносного завершения Второй мировой. И эта железная дорога была построена японцами, по своим стандартам, в годы их владения южной частью острова. Наши потом её лишь продолжили, с сохранением ширины колеи. Перешивка колеи под новый, увеличенный размер — дело долгое и затратное, и связано с необходимостью переиначивания многого из железнодорожной инфраструктуры (мостов, например). Тем не менее, в 2003 году было принято решение о перешивке сахалинской железной дороги под ширину колеи 1520 миллиметров. И сейчас ведутся подготовительные работы. В частности, здесь, в Ногликах, лежат очень интересные шпалы: не с двумя, а с тремя выемками для рельсов. Задействованы пока две из них, под ширину 1067, третья, крайняя, соответствующая ширине 1520, свободна. Остаётся только переставить на неё один из рельсов, и будет наш материковый стандарт.

А вагоны и локомотивы здесь обыкновенные, как для широкой колеи, только поставленные на соответствующие тележки. Конструкция получается менее устойчивая, однако километров до 80 в час такие поезда разгоняться могут. Железная дорога здесь в основном идёт рядом с автомобильной, и обе они забирают от восточного берега вглубь острова. Низкорослая растительность постепенно сменяется нормальными размерами, слева на отдалении просматривается высокая гряда сопок.

От Ногликов до Тымовска 122 километра, прибыли в начале 8‑го. Александровский автобус уже ждёт, и мне сейчас предстоит сделать выбор. Дело в том, что километрах в 6 отсюда находится село Воскресеновка, где у меня значится деревянная часовня. А послезавтра мне нужно будет отсюда уехать этим же поездом, в связи с чем есть два варианта. Либо сбегать до Воскресеновки прямо сейчас, и тогда придётся тут же в посёлке и заночевать, а в Александровск выехать завтра утренним автобусом (он делает два рейса в день, с привязкой к поездам). Либо сейчас ехать до Александровска, а в Воскресеновку послезавтра, на обратном пути, между утренним автобусом и поездом. Я в итоге выбрал второй вариант, который «против потока»: утренний автобус идёт к поезду из Южного, вечерний — к поезду в Южный.

До Александровска по столбам 55 километров, автобус идёт примерно час. Посёлок Тымовское проходим самым краешком и берём курс на запад. Дорога — грунтовка, первую половину пути идёт ровными местами, долиной речки, в холмистом обрамлении. У бывшего посёлка Верхний Армудан проскакиваем на скорости внушительных размеров чёрно-мраморный памятник-обелиск. Такие обычно ставят на местах кровопролитных боёв, что к северному Сахалину как-то не совсем относится. Что это такое, мне объяснили позже. Это памятник жертвам политических репрессий 30‑40‑х годов. Здесь, в этом районе, приводились в исполнение расстрельные приговоры и производились массовые захоронения…

Вскоре после Армудана начинается серпантин — пересекаем гряду сопок. По перевалу проходит граница районов, Тымовского и Александровского. И дальше до самого города дорога постоянно виляет из стороны в сторону, идём по сильно пересечённой местности. Сам город Александровск, хоть и стоит в долине, на речках Малой и Большой Александровке, но место там тоже не ровное, скорей уступчатое. Прибыли в 9‑м часу, гостиница в городе одна, и свободных мест нет. Но есть более интересный вариант. Называется общежитие Политеха. И там я устроился сразу и без проблем. Место в четырёхместной комнате, без соседей, 900 рублей. После Охи это очень даже приемлемо. Кроме того, мне тут попутно сообщили чрезвычайно ценную информацию. Во-первых, назвали место, где можно остановиться в Южном — недорого и недалеко от вокзала. А во-вторых, здесь, оказывается, завтра и послезавтра должен проходить областной фестиваль авторской песни. Вероятно, поэтому и мест в гостинице нет: заехали его участники. Первый концерт завтра, в 3 часа дня: если будет погода, то на берегу моря, и не просто на берегу, а на знаковом месте — у Трёх Братьев. Так здесь называются три островерхие скалы, стоящие в море рядом друг с другом, недалеко от берега. Основная местная достопримечательность. Я и так собирался туда сходить, а уж бардовский фестиваль на том месте — такого я себе и представить не мог. В мире авторской, бардовской песни я обретаюсь уже более 30 лет, с начала 1980‑х. Слёты, фестивали, костры, палатки — это всё моё. Сейчас, правда, это у меня происходит достаточно редко, но вот, как неожиданный подарок, возникла вдруг возможность вспомнить свои не самые худшие времена…

А сегодня, пока ещё не совсем стемнело, надо бы пробежаться быстренько по городу, наметить на завтра последовательность действий. Хотя в свете последней информации схема очевидная: весь город и все музеи — до обеда. После обеда — фестиваль.

В те годы, когда южная часть Сахалина находилась под суверенитетом Японии, Александровск был центром Сахалинской области Российской Империи, потом РСФСР. Вероятно, по этой причине в нём ещё сохранилось хоть что-то от нашей старины. В центре города установлен большой стенд, на котором представлены основные исторические вехи этого города. Очень удобно, особенно для того, кто оказался здесь впервые. Итак:

§ 1862 г. — основана слободка Александровская, на месте которой в 1881 г. основан Александровский пост — центр острова Сахалин и сахалинской каторги. Население в 1887 г. — 3857 человек. В Александровской тюрьме — 2900 человек. Занятия: заготовка леса, добыча угля, изготовление кирпича, рыбный промысел, сельское хозяйство. В городе два молитвенных дома, православная церковь, военный лазарет, лечебница, мечеть, две библиотеки, четыре школы, реальное училище и музей.

§ 1890 г. — пост Александровский посещает русский писатель А. П. Чехов, после чего его творчество «…просахалинено».

§ 1905 г. — двухмесячная японская оккупация, затем в 1905 г. отменена каторга. В 1911 г. в городе действуют 30 торговых заведений, лечебница, библиотека, два учебных заведения, а в 1916 г. начала работу первая радиостанция.

§ 1917 г. — 3 июня Александровск получает статус города. Власть в городе осуществляется местным самоуправлением в лице комитета общественной безопасности, городской думы и совета.

§ 1920‑1925 гг. — вторая японская оккупация города.

§ 1925 г., май — возвращение северного Сахалина России. Александровск — центр Сахалинского округа.

§ 1930 г. — начало широкомасштабного заселения и хозяйственного освоения острова. Александровск — областной центр.

§ 1947 г., после возвращения всего Сахалина под юрисдикцию СССР — Александровск становится районным центром. Но его развитие не прекращается, вплоть до конца 80‑х годов идёт строительство, в ходе которого город принял современный вид.

§ 1996 г. — в городе и районе действуют предприятия промышленности и сельского хозяйства, связи и транспорта, семь школ, четыре средних специальных и одно высшее учебное заведение.

На этом список заканчивается, и полагаю, что не случайно. Потому что картина дальше вырисовывается невесёлая. Но об этом позже…

А сейчас меня в большей степени интересуют старинные деревянные домики, которые здесь хоть и в небольшом количестве, но есть. Это конец XIX — начало XX века, и их можно встретить в разных местах: и в центре города, и в частном секторе, и на фоне современных пятиэтажных кварталов. Они все без особых изысков, но по своей конструкции, очертаниям и отдельным архитектурным элементам угадываются безошибочно. Вот, к примеру, дом Кузьмы Кондрашкина, на улице названной его же именем, члена первого островного ревкома, замученного японскими интервентами в 1920 году. Бревенчатый, одноэтажный, под четырёхскатной кровлей, со ставнями на окнах и рубленным небольшим входным выступом по боковому фасаду, перекрытом на два ската. Построен в начале XX века, стоит на охране. Но более всех меня заинтересовало стоящее в центре здание бывшего казначейства 1898‑1899 годов постройки — приземистое и одноэтажное, построенное в виде асимметричной буквы «П», с многочисленными подкровельными кронштейнами и остеклённой на все четыре стороны небольшой квадратной башенкой наверху. Сейчас в нём устроен Дом творчества, куда я и направился с утра в первую очередь.

Встретили меня на удивление приветливо и радушно, особенно когда узнали, что я путешествую. Тут сейчас проходит выставка работ местного александровского художника Бориса Маслова (1939–2002), и мне, как путешественнику, позволили пройти на неё безплатно. И ещё усиленно зазывали на бардовский фестиваль. Его участники, кстати, здесь же кучкуются, в отдельной комнате, со своими гитарами. А выставка интересная. Называется «Взгляд сквозь время». Акварель и стихи. Тематика самая разная: от портретов наших литературных классиков до природных зарисовок. Особо запомнились портреты из военной серии: очень выразительные лица. Командир с биноклем, боец в засаде, мать солдата…

Напротив Дома творчества стоит деревянная Покровская церковь. Построена она уже в наше время, но на прежнем основании. Старая церковь не сохранилась, я потом в краеведческом музее увидел её фото. Точнее говоря, старых церквей здесь было две: первая тогда очень быстро сгорела. И обе были построены в неорусском стиле. В те времена была такая тенденция: ставить деревянные храмы наподобие сказочных теремов. Современный храм построен тоже по нестандартному проекту. Центральный усечённый четырёхугольный шатёрик с главкой, которому вторят четыре такие же, но в уменьшенном варианте, стоящие по сторонам света. И каждая из стен основного четверика завершается в форме большого кокошника с ломаными очертаниями. Обшивка коричневая, кровли светло-синие, главы золотые.

Основной культурный объект города Александровска — это, разумеется, музей Чехова. Собственно, это даже не музей, а музейный комплекс: несколько одноэтажных деревянных домиков плюс реконструкция станка (станции по смене конных экипажей и ночлегу путников). Реконструкция эта чисто новодельная и типологическая (станка в Александровске на самом деле не было), но дающая хорошее представление о том, как подобные станки были устроены. Воссоздана как наружная часть (двор) со всем необходимым для обслуживания повозок (кузницей, например), так и внутренняя, со станционным смотрителем (фигурой в натуральную величину), почтой, телеграфом и даже пересыльной арестантской камерой с узником и охранником. Причём в качестве узника представлен не кто иной, как небезызвестная Сонька Золотая Ручка, отбывавшая наказание здесь, на каторге в посту Александровском.

В одном из музейных домиков устроена выставка молодых художников Сахалина, где можно увидеть очень интересные работы. А собственно Чеховский музей находится в единственном сохранившемся оригинальном домике 1886 года постройки (всё остальное стилизация и реконструкция). Дом этот был построен и принадлежал ссыльнопоселенцу К. Х. Ландсбергу, талантливому инженеру и военному сапёру, отбывавшему здесь срок за двойное убийство. Выполнен дом в уже знакомой манере: одноэтажный, приземистый, перекрыт на четыре ската, основной фасад боковой, на окнах ставни.

Что касается самого музея, то это, пожалуй, в большей степени не музей Чехова, а музей сахалинской каторги. Надо признать, что история русского Сахалина начиналась совсем невесело. Это сейчас остров воспринимается как нечто экзотическое и раздолье для туристов и романтиков. А изначально он был исключительно местом ссылки и каторги. Чехов в 1890 году так и писал в письме книгоиздателю Суворину: «Сахалин — это место невыносимых страданий, на которые только бывает способен человек, вольный и невольный…» Средний срок пребывания на каторге составлял 25‑30 лет, и каторжане делились на несколько категорий. Наиболее сурово наказанных заковывали в кандалы на весь срок. Они даже на работу выходить не могли. Расковывали только раз в году, чтобы они могли помыться. Кого-то приковывали к тачке, и они могли выполнять только ограниченные виды работ, кого-то каждый день кузнец перед выходом на работу расковывал, а по окончании рабочего дня заковывал обратно. И самая «лёгкая» категория каторжан в кандалы не заковывалась и имела 8‑часовой рабочий день. Женщины-каторжанки тоже в кандалы не заковывались и в тюрьмах не сидели. Исключение было сделано только для Соньки Золотой Ручки: её заковали после двух попыток побега. Побеги, кстати сказать, здесь случались. Обычно договаривались бежать двое и брали с собой ещё третьего, которого на пути съедали.

Некоторые предприимчивые и работящие ссыльнопоселенцы и в этих местах неплохо устраивались, богатели, а потом оставались здесь и после окончания срока. Строили дома, обзаводились семьями — сходились с такими же женщинами-каторжанками. Браки такие не венчались, поскольку многие из них были уже ранее венчаны, в тех местах, откуда прибыли. Однако подобное сожительство на острове дозволялось и даже поддерживалось. Детей, рождённых в таких союзах, нарекали по фамилии отца. Интересная деталь: здесь одним из предметов роскоши и достатка был обыкновенный самовар. И женщина, когда мужчина делал ей предложение начать жить вместе, задавала обычно три вопроса: будешь ли ты меня любить? не будешь ли ты меня бить? и: есть ли у тебя самовар? И многие потом признавались, что здесь им живётся лучше, чем на прежнем месте с прежним мужем, от которого приходилось терпеть издевательства и побои.

Есть здесь в Александровске и небольшой краеведческий музей. Расположен он тоже в старинном бревенчатом домике, 1915 года постройки, по своему виду напоминающем дом Кондрашкина. Это дом Александра Цапко, председателя островного ревкома и начальника радиостанции. В 1920 году арестован японскими интервентами, дальнейшая судьба неизвестна.

Время, между тем, близится к открытию фестиваля. Погодный прогноз вроде хороший: пасмурно, но дождя не ожидается, концерт готовят на берегу. Народ потихоньку подтягивается, пора и мне туда.

Идти по дороге минут 20. Это место находится за морским портом, который сейчас заброшен и не работает. Только табличка у проходной возвещает, что 11(23) июля 1890 года здесь сошёл на берег А. П. Чехов. А место на берегу красивое. Прибрежная полоса у подножия высоких сопок и море. Вернее, Татарский пролив, но выглядит как настоящее море, другого берега не видно. Слева на отдалении выступают из воды те самые рядом стоящие три скалы, Три Брата — большая, поменьше и ещё меньше (старший, средний и младший). Говорят, что по отливу к ним можно подойти пешком. А береговую линию в той стороне перекрывает высокая сопка-скала, сходящая прямо в море. Это мыс Жонкиер, одно из знаковых мест на всём Сахалине. В этой скале в 80‑х годах XIX века каторжанами был прорублен тоннель, который позволил связать конно-железной дорогой пост Александровский с постом Дуэ, самым первым русским поселением на Сахалине (отсюда по берегу километров 8 к югу). Этот пост был основан в 1856 году Н. М. Чихачёвым по заданию генерал-губернатора Муравьёва для добычи там каменного угля. Сейчас это мелкий посёлочек, и старины там никакой уже не осталось. Поэтому я решил туда и не соваться. К тоннелю сейчас не подойти, надо ждать отлива (береговая кромка через некоторое время заканчивается, дальше надо прыгать по камням). По времени это получается как раз после концерта.

А концерт потихоньку готовится, в качестве сцены приспособили что-то вроде старого причала, народ обустраивается, занимает места, кто-то ставит палатки, где-то уже и костерок запалили. Народу для подобных фестивалей совсем немного, человек 200‑300, сам концерт по своему уровню получился, мягко говоря, не особо выдающимся, хотя несколько интересных выступлений всё же было. Запомнились два имени: Вениамин Ким (Южно-Сахалинск) и Евгений Ищенко (Александровск). А ещё я там неплохо присоседился к одной небольшой компании, пенсионного возраста. Валерий, Владимир и с ними женщина по имени Нина из посёлка Хоэ на севере района (автобус два раза в неделю, по пятницам и понедельникам, вчера специально приехала сюда на фестиваль, теперь надо дожидаться понедельника, чтобы уехать обратно). Угощали пирожками и рыбой, даже с собой дали.

Концерт закончился в половине 6‑го, как раз время отлива, можно идти к тоннелю. Этот тоннель строился с 1880 по 1883 год, прорубался одновременно с двух сторон двумя бригадами, и эти бригады разошлись. Только благодаря ссыльному инженеру Ландсбергу тоннель удалось сомкнуть и поправить (и вообще, всё, что здесь было устроено дельного — и в поселениях, и в инфраструктуре — всё было сделано под руководством Ландсберга). В результате тоннель получился с незначительными изгибами, но для своих целей вполне пригодным. Длина его 83 метра. По ту сторону мыса, ближе к Дуэ, добывали уголь и возили в Александровск, и тоннель нужен был главным образом для этого. Однако через два года в Дуэ провели объездную дорогу, через сопки, и необходимость в тоннеле отпала.

Кстати сказать, имеется один интересный исторический факт. Когда Тюремное управление узнало о кривом тоннеле, то издало приказ, чтобы найти виновных и наказать 200 ударами плетьми. Начальство каторги тогда распорядилось поставить в шеренгу 200 каторжан и дать каждому из них по одному удару плетью, исполнив тем самым побуквенно приказ Тюремного управления.

По ту сторону мыса Жонкиер на соседней сопке живописно возвышается старый маяк, а в море, вдоль берега, наподобие Трёх Братьев стоят три другие скалы, меньшие по размеру — Три Сестры. Но если Братья стоят дружно и скученно, то здесь картина несколько иная. Первые две Сестры находятся ещё в относительной близости, а третья уже отстоит от них на значительное расстояние. А на мыс-скалу здесь ведёт хорошо протоптанная тропинка. И я, естественно, не удержался.

Первый уровень, куда она выводит, — это оконечность мыса. Вид отсюда великолепный: и Братья, и Сёстры, и маяк, и береговая линия на многие километры. Говорят, что в ясную погоду просматривается даже Де-Кастри на той стороне пролива. А можно подняться ещё выше. Тропинка туда уже не такая отчётливая, и склон круче, и карабкаться труднее. Но там наверху стоит какое-то квадратное бетонное сооружение, до которого очень хочется добраться.

Добрался. Сооружение заросло кустами, еле вход отыскал. Внутри оно разделено на два помещения и совершенно пустое. Какой-то заброшенный технический блок. Что это такое, я узнал только спустившись вниз. В этом блоке раньше стояли звуковые ретрансляторы, которые давали сигналы для проходивших кораблей.

А ещё я узнал, что под этой скалой впору ставить памятные кресты. Подростки здесь гуляют и бахвалятся друг перед другом и перед девчонками: карабкаются на эту отвесную скалу прямо так, по каменистым выступам, без страховки. Особенно после школьных выпускных вечеров. А потом срываются…

Это меня тут начали просвещать трое молодых ребят — Денис, Сергей и Павел. Гуляют по берегу, отдыхают, Денис периодически закидывает спиннинг. Все они отсюда родом, но потом разъехались кто куда. Денис — правнук каторжанина, живёт сейчас в Южном, здесь у него квартира матери. Эти места были когда-то давно морским дном, и на прибрежных камнях осталось очень много отпечатков древних окаменелостей — моллюсков и прочих морских обитателей. Денис нашёл один такой небольшой камушек и чуть ли не силой заставил меня взять его с собой. А ещё рассказал местную легенду о Трёх Братьях. В его изложении она звучит примерно так.

Жили здесь на берегу в селении три брата. Однажды они ушли в море рыбачить, а когда вернулись, обнаружили, что в селении побывали японцы и убили всех жителей. В живых остался только один старик, которого просто не нашли. Тогда братья тихо подошли на лодке к тому японскому кораблю (он стоял в море на рейде) и пробили ему днище, причём так, что это стало заметно только тогда, когда корабль отошёл от берега на достаточное расстояние. И корабль потонул, вместе со всеми, кто на нём находился. А братья обратились в три скалы и стали недалеко от берега, дав перед этим напутствие, что если вдруг случится какая беда или опасность, чтобы их призвали, и они придут…

Сегодня уже 12‑й день моего пребывания на маршруте, и это начинает давать о себе знать. Такое вроде бы непринуждённое общение даётся уже с усилием. Однако знаю, что пренебрегать им не следует. Поскольку из подобных незатейливых разговоров и выстраивается потом некая цельная картина. Правда, здесь в Александровске она не слишком радостная. В городе ликвидированы практически все промышленные предприятия. Раньше был и леспромхоз, и рыбозавод, и свиноферма, и угольные шахты (уголь, кстати, обладал повышенной теплоотдачей, в Комсомольске от него даже плавились колосники мартеновских печей). Ничего этого больше нет. Морской порт закрыли 4 года назад. Население города сократилось более чем вдвое (раньше было порядка 20 тысяч). Сейчас Александровск — это по сути город пенсионеров и студентов. Учебные заведения пока ещё работают. Медучилище, педучилище… Да ещё этот бардовский фестиваль «У Трёх Братьев». Проводится раз в два года. Завтра, кстати, второй его день, должен быть гала-концерт на городской площади. Но мне хватило и дня сегодняшнего, завтра рано утром надо уже отсюда съезжать. Автобус в 6‑15.

30 июля. Дорога на Поронайск

От Тымовска до Южного километров 500. Далековато. И хочется сделать ещё хотя бы одну промежуточную остановку. Где-нибудь на Охотском море — в Поронайске или Макарове, железная дорога там полторы сотни километров идёт непосредственно по берегу. Удобнее, наверное, в Поронайске: Макаров дальше, и поезд там проходит глубокой ночью. А другого транспорта отсюда нет. Поезд только через 12 часов, и если где-нибудь удачно бросить рюкзак, можно и в Воскресеновку сходить, и в тымовский музей попасть.

Однако с рюкзаком вышла неожиданная загвоздка. Вокзал пустынный, до открытия кассы ещё больше трёх часов, в служебном домике категорический отказ. Первый раз у меня такое. Как я успел заметить, на этой железной дороге очень строгие порядки. В магазинчике через дорогу тоже отказ. Не хочу ждать открытия кассы, придётся в Воскресеновку идти 6 километров под рюкзаком. Не хочу теперь и в само Тымовское, не нравится мне, как здесь путников встречают. От основной дороги оно стоит немного в стороне, пойду напрямик, без заворота.

Дошёл часа за полтора. Село не маленькое, и дорога проходит прямо через него, вот только никакой часовни здесь нет. Местные даже не понимают, о чём речь. Только один пожилой житель (68 лет) сказал, что про эту часовню ему рассказывали родители (сам он её уже не помнит). Показал примерное место, где она стояла, сейчас там сквер. Напрасно я тогда доверился словам того мужика с рыбацкого стана, не стал перепроверять… Домиков старинных интересных я тут тоже не увидел, поэтому делать здесь больше нечего. Но рюкзак до Тымовска обратно тащить не хочу. Сейчас 11 часов, встану на позицию и попробую кого-нибудь затормозить. И если получится, то поеду прямиком до Поронайска. Это гораздо лучше, чем поездом. Во-первых, в Поронайск я тогда попадаю в дневное время (поезд туда приходит в половине 12‑го ночи), и, кроме того, на этом участке автодороги есть одно знаковое место, где хотелось бы сделать остановку.

На позиции простоял недолго, минут 15. Подобрала большая фура, дальнобой, идёт до Южного, порожняком. День, похоже, начинает налаживаться…

От Тымовска до Поронайска километров 200. Дорога разная: то асфальт, то грунты, то длинные реконструируемые участки с объездом. Приводят постепенно дорогу в порядок, и когда-нибудь она должна стать хорошей асфальтовой трассой.

А то знаковое место называется 50‑я параллель. По этой параллели с 1905 по 1945 год проходила граница России с Японией. Сейчас там установлен памятный знак — высокая стела с профилем русского солдата и стилизованной изогнутой стрелкой, направленной на юг (на картах военных действий такими обозначают направления ударов). И надпись: «50 параллель. 11 августа 1945 г. части советской армии с этого рубежа начали освобождение южного Сахалина, исконно русской земли, от японских захватчиков». Вообще, тут целая череда памятников, по поводу тех событий. Следующую остановку мы сделали у обелиска «За мир и дружбу между СССР и Японией». Написано по-русски и по-японски, и сверху стилизованный голубь мира. А в какой-то момент вдоль дороги начали мелькать бетонные доты — то ли наши, то ли японские, то ли и те, и другие.

Водитель в этот раз попался, похоже, такой же немногословный, как и я сам. Однако ближе к Поронайску его словно прорвало. Начал мне вещать про различные нюансы жизни на острове. Например, про периодические природные катаклизмы. В 1982 году сильнейшее наводнение, в начале 2000‑х жуткая жара и лесные пожары (а когда жара, здесь становится совершенно невыносимо: обильные испарения от моря и влажность почти стопроцентная), а в 1995‑м разрушительное землетрясение с многочисленными жертвами, полностью разрушившее посёлок Нефтегорск на севере острова. Об этом нигде не пишут, но здесь все знают: причиной явилось наше всегдашнее раздолбайство. Север Сахалина — это нефтяные месторождения, а по технологии когда выкачивают нефть из-под земли, образовавшиеся пустоты полагается заполнять водой. Но делать это в полном объёме тогда поленились, заполнили только наполовину. В результате глубинные процессы пошли как-то не так и спровоцировали это землетрясение. Кроме того, север Сахалина считался несейсмоопасным, и дома в Нефтегорске строили без сейсмической защиты…

А работой здесь хорошо обеспечен только юг острова. Всё остальное — это депрессивные районы. Неплохо живётся только коренным аборигенам. Действует программа поддержки малых народов: выплачиваются регулярные пособия, если рождается ребёнок — ему сразу же на счёт кладётся некая сумма. А уж если местный гиляк где-нибудь работает, то ему вообще идут все мыслимые и немыслимые льготы. Рыбачить, охотиться (для собственного пропитания) им разрешается без всяких ограничений. Один характерный эпизод. Мужики наши жили какое-то время на лесной заимке, надоело им консервированное питание, решили пойти к местному гиляку, купить рыбы. А тот им говорит: «Рыбы сейчас нет, если хочешь — бери калугу». Калуга для них, получается, как бы уже и не рыба. Краснокнижная и особо усиленно охраняемая. Если кто её выловит — сразу может сесть лет на пять. Даже рыбозаводу разрешается вылавливать не более 20 штук в год. А местным нивхам-гилякам — всегда пожалуйста.

А ещё народ здесь поминает добрым словом губернатора Фархутдинова. Он губернаторствовал в 1995–2003 годах, и при нём Сахалин начал расцветать. Тогда стали усиленно осваивать нефтяные и газовые месторождения на морском шельфе, привлекая при этом иностранные инвестиции, и заключать собственные договоры с соседними странами, в частности, с Японией. И на этой основе Фархутдинов хотел сделать Сахалину что-то вроде автономного статуса и самостоятельно распоряжаться средствами от нефте- и газодобычи. Но в 2003 году он вдруг погибает в авиакатастрофе. По официальной версии пилот вертолёта в облаках поздно заметил перед собой сопку и резко взял рычаг управления «на себя», в результате чего винт задел хвостовую часть. Но в эту официальную версию здесь никто не верит. Слишком много вопросов возникает. Например, почему после той авиакатастрофы один за другим начали умирать те, с кем Фархутдинов вместе работал и на кого опирался? У меня, правда, сразу возник вопрос и другого рода: а не стала ли бы эта автономия первым шагом к отделению Сахалина от остальной России? И если подумать, то подобных вопросов здесь может выстроиться целая серия, причём как тех, так и других…

В Поронайск прибыли в 4‑м часу, высадился я не совсем удачно, пришлось потом долго идти под рюкзаком до центра города. Для начала нужно было найти работающую столовую, а с этим проблема: сегодня воскресенье. Нашёл только на автовокзале, и сразу же вспомнилась прошлогодняя Колыма с её ценами. За самый простенький обед из двух блюд пришлось отдать порядка 400 рублей. Но для Колымы это ещё как-то объяснимо: там мелкие посёлки и точки на трассе, и нет конкуренции. А здесь город, райцентр, с хорошим сообщением с областным центром. До Южного отсюда уже ходят автобусы. А к тем двум поездам, которые от Ногликов, добавляется ещё один, пригородный. Но мне нужен тот самый, на котором я уже ехал, и который прибывает сюда в половине 12‑го. Чтобы прямо в нём же и заночевать. Вот только с билетами небольшая заминка. Плацкартных мест нет, пришлось брать купе, и то уже одно из последних. Зато на вокзале есть камера хранения, где можно оставить рюкзак.

Городок Поронайск 40 лет находился под японцами, и это, наверное, наложило некий отпечаток на его облик. Выглядит аккуратно, по размерам сравним с Охой и Александровском, застройка от двух до пяти этажей. Преобладают панельные пятиэтажки, но смотрятся совсем не скучно, удачно использованы возможности колористики: либо покраска в неброские, но приятные цвета, либо обшивка сайдингом. Неподалёку от центра стоит небольшая деревянная одноглавая церковка-новодел, вроде как с колокольней, но колокольня эта какая-то странная: без яруса звона, только с остеклёнными окошками в верхней части.

А в целом Поронайск чем-то напоминает южный курортный городок. В основном, наверное, благодаря морю. Восточное побережье Сахалина, Охотское море, залив Терпения. А море здесь прямо по соседству с жилыми кварталами, отделено только цепочкой гаражей и полоской пляжа с серым илистым песком. Берег совершенно плоский и низкий, прохладно и ветрено, и набегают волны, но кто-то даже купается. У выхода на пляж стоит предупреждающая табличка: «Цунамиопасная зона! При землетрясении беги на возвышенность». В этом месте как раз начинается сахалинский «плавник»: в левую сторону берег, огибая залив, должен выводить к оконечности «плавника», мысу Терпения. Но до него отсюда по прямой порядка 150 километров, и с такой низкой точки его не увидеть.

Времени до поезда ещё много, но долго здесь гулять желания нет. Хочется побыстрее вернуться на вокзал. У меня в программе ещё много чего осталось: и Южный, и Холмск, и Ванино с Совгаванью. Надо беречь силы.

31 июля — 1 августа. Владимировка, Тоёхара, Южно-Сахалинск

В Южный поезд прибыл рано утром, в половине 7‑го. Адрес, который мне дали в Александровске, очень хорошо сработал. Улица Чехова, дом 6, общежитие колледжа искусств. От вокзала минут 15‑20 хода. 600 рублей — и я один в трёхместной комнате. Всё это замечательно, однако надо уже сейчас позаботиться и о своих дальнейших передвижениях. Особенно о пароме из Холмска. Туда нужно звонить, заказывать место.

Точного расписания у парома нет. Отправляется по мере прибытия и загрузки. Ближайший завтра, 1 августа, но для меня это ещё рано. Когда следующий, пока неизвестно. 2‑го ближе к вечеру надо звонить, узнавать. И подтверждать бронь. По всему выходит, что здесь в Южном у меня два полных дня — сегодня и завтра. Послезавтра утром надо уже выдвигаться в Холмск и контролировать ситуацию на месте. Расклад нормальный, двух дней на Южно-Сахалинск, полагаю, будет вполне достаточно.

Этот город был основан в 1882 году как село Владимировка. Двумя годами ранее вышел запрет на перевоз на материк лиц, только что окончивших срок каторжных работ, и это село предназначалось главным образом для тех, у кого этот срок заканчивался. Чтобы они и по окончании срока могли здесь жить и вести хозяйство. Место было выбрано удачное, защищённое от ветров двумя грядами сопок, с запада и с востока. Во время губернаторства Карафуто (так называлась южная часть Сахалина в годы японского суверенитета) сюда из Корсакова был переведён административный центр, и поселение стало называться Тоёхара. Название Южно-Сахалинск появилось после того, как весь остров вновь был возвращён в состав России. Сейчас это город, областной центр, с населением порядка 200 тысяч. Стоит город на реке Сусуя, улицы идут в продольном (север-юг) и поперечном (восток-запад) направлениях.

Искать русскую старину в городе смысла не имеет: изначальная Владимировка была деревянной, а японцы, когда уходили отсюда в 1945‑м, город подожгли. Зато здесь можно найти кое-что из «японской старины» начала XX века. И одно из наиболее интересных сооружений находится недалеко от моего общежития, по адресу Невельская улица, 44‑а. Это двухэтажное здание японской военной комендатуры, а сейчас гарнизонный военный суд. Охранник сказал, что зданию 103 года, а это означает, что построено оно было в 1914 году. Кстати, с этим охранником мы неплохо пообщались, он мне много чего показал и рассказал. Например, что здание требует реставрации, но устроить это не так просто, поскольку оно относится к военному ведомству, вместе с прилегающей землёй.

По форме это сооружение напоминает старинный русский городской особняк, но с неким чужеземным колоритом. Что проявляется как в общем облике постройки, так и в отдельных деталях. Основной фасад, украшенный двумя симметричными фронтонами, выполненными в дереве, с полуовальными подкровельными обрамлениями, выступающими над плоскостью основной фасадной стены. И входное крылечко, обшитое деревом в весьма оригинальной манере: с парными угловыми ребристыми колоннами, криволинейными подкровельными подзорами и заделанным окошком с узорами в виде трилистников и навершием-кокошником со свисающими «шишечками» по бокам.

Это здание комендатуры стоит от дороги на втором плане, а перед ним выстроилось несколько двухэтажных военных общежитий, тоже японской постройки. Но они уже не столь примечательные, похожи на наши послевоенные домики. Ещё одно японское здание стоит через два квартала, на улице Дзержинского: серое, двухэтажное, аскетичного облика, с одной приметной деталью — окнами увеличенного размера, с полукруглым верхом на втором этаже. И ещё чем-то неуловимым, отличающим это здание от наших построек. Располагается в нём сейчас военно-следственный отдел Следственного комитета.

Сегодня понедельник, для музеев традиционный выходной день. Однако есть один, который сегодня работает. Это музей истории Сахалинской железной дороги. Находится он у железнодорожного вокзала, состоит из двух небольших залов плюс коридор с лестницей, и все эти пространства заняты очень плотно. Карты, схемы, фотографии, исторические документы и всякая железнодорожная утварь и атрибутика. И приветливый смотритель по имени Андрей, с которым мы приятно пообщались. У них есть ещё открытая часть экспозиции, непосредственно у станционных путей. Там выставлена разная железнодорожная техника, и японская, и наша: паровозы, тепловозы, вагоны, снегоочистители, паровой экскаватор. Особо запомнился горнопроходческий щит для пробивки тоннелей в скалистых сопках: плотная цепочка зубцов-перфораторов из особо прочного сплава, выставленных на основной раме-агрегате полуовальной формы, под профиль тоннеля. Однако Андрей объяснил, что вся выставленная здесь техника — это лишь оболочка, корпуса, вычищенные и покрашенные. Вся матчасть демонтирована.

Кроме железнодорожного в городе имеется ещё порядка пяти музеев. Все их я, естественно, не обойду, но в два из них мне надо будет завтра обязательно попасть. Это, как водится, музей краеведческий и ещё один, с не совсем обычным названием: музей книги А. П. Чехова «Остров Сахалин». Помимо прочего, мне бы хотелось приобрести там и саму книгу. Я ещё в Александровске про неё спрашивал, но там её не продают. Сказали, что если и продают, то только здесь.

А сейчас у меня свободный вечер, произвольная программа. Иду куда хочу. Надо только попутно узнать график работы музеев, чтобы наметить на завтра схему действий.

Схема, собственно, выстраивается очевидная: музей книги Чехова открывается на час раньше, значит завтра с утра первым делом в него.

Находится этот музей в центре города. В том месте разбит большой сквер (сквер Чехова) с множеством пересекающихся аллей, посреди которого расположился Сахалинский международный театральный центр имени А. П. Чехова (Чехов-центр). А вокруг этого центра, с четырёх углов, в сквере установлены скульптурные композиции по произведениям писателя: «Человек в футляре», «Каштанка», «Дама с собачкой», «Толстый и тонкий». Музей находится в дальней части сквера. По экспозиции он в какой-то мере перекрывается с александровским музеем, а в какой-то мере его дополняет. Здесь, к примеру, представлен полный путь, который проделал Чехов при поездке на Сахалин. И путь этот был такой: Москва — Ярославль — Нижний Новгород — Казань — Пермь — Екатеринбург — Омск — Томск — Иркутск — Кяхта — Чита — Сретенск — Хабаровск — Николаевск на Амуре — Александровск-Сахалинский — Корсаков — Владивосток — Гонг Конг — Сингапур — Коломбо — Аден — Порт-Саид — Константинополь — Одесса — Москва. Ещё в этом музее более полно отражена жизнь на острове в те годы конца XIX века, выставлены уменьшенные макеты церкви, школы, некоторые тематические композиции (рыбная ловля, сельскохозяйственные работы) и сделана реконструкция тюремной камеры с фигурами каторжан, в натуральную величину. В отдельном уголке я с интересом почитал и про коренных жителей этих мест, айнов (курилов), населявших южную часть Сахалина, от залива Терпения. А также Курилы и японские острова. Слово айно на их языке означает — человек. И народ этот не совсем обычный. По своим антропологическим признакам он резко выделяется среди прочих народов, населяющих эти дальневосточные земли. Вот как пишет о них Чехов: «Айно смуглы, как цыгане, у них большие окладистые бороды, усы и чёрные волосы, густые и жёсткие, глаза у них тёмные, выразительные, кроткие. Роста они среднего и сложения крепкого, коренастого, черты лица крупны, грубоваты, но в них <…> нет ни монгольской приплющины, ни китайского узкоглазия. Находят, что бородатые айно очень похожи на русских мужиков». О происхождении айнов есть несколько гипотез, и по одной из них на Сахалин айны пришли из далёких южных краёв, откуда их, по характеру кротких и невоинственных, постоянно вытесняли иные племена. Однако и здесь они продолжали подвергаться всевозможным угнетениям. Если не сказать больше. По словам Чехова, до занятия русскими южного Сахалина айны находились у японцев почти в крепостной зависимости. Тем не менее, после Второй мировой войны, когда южный Сахалин с Курилами был возвращён в состав России, большинство из проживавших на этих территориях айнов предпочло уйти в Японию, где их сейчас всячески оберегают и создают все условия.

В другой части музея представлены все издания книги «Остров Сахалин», включая зарубежные, а также условно-собирательный «кабинет Чехова», с предметами мебели и быта конца XIX века. Вот только саму книгу сейчас купить нельзя. Её действительно здесь продают, более того, специально печатают для этого музея, но сейчас неудачный момент: меняют кассовые аппараты. И дней несколько это ещё продлится. А мне завтра утром надо уезжать. Мне сказали, что можно заказать её по Интернету, но для меня символично привезти эту книгу в Москву «вживую», и именно отсюда, с острова. Остаётся одно: попробовать поискать её в местных книжных магазинах…

Сквер Чехова своим передним краем выходит на одну из центральных магистралей города, Коммунистический проспект, берущий своё начало у подножия восточной гряды сопок, ограничивающих городскую долину. Краеведческий музей находится тоже на этом проспекте, ближе к той восточной гряде. И это, пожалуй, самое интересное сооружение во всём городе. Это — бывшая резиденция губернатора Карафуто, японский дворец с фонтаном, построенный в 1937 году (архитектор Ешио Кайзука). Выполнен в стиле восточной пагоды, с характерно загнутыми вверх углами кровли. Два этажа плюс цоколь, плюс башенка в центральной части, плюс в единой с ней связке ей два симметричных вертикальных выступа на всю высоту, также увенчанные на восточный лад. А внутри в музее представлена вся история Сахалина — от глубокой древности (когда ещё расположение воды и суши было совсем иным) и до наших дней. В частности, история открытия, исследования и освоения острова — и русскими путешественниками-мореплавателями (Крузенштерн, Головнин, Невельской), и японскими (Токунай, Ринзо, Такесиро), и европейскими (Лаперуз, де Лангль). Но если европейцы на него особо не претендовали, то между русскими и японцами всегда бывали споры: кто был первым на острове, и кому он должен принадлежать. По этому поводу был заключён ряд международных соглашений. По Симодскому трактату 1855 года Сахалин находился в совместном владении России и Японии, южные Курилы (Кунашир, Итуруп и Шикотан с Малой Курильской грядой) отходили Японии, северные (от Урупа до Шумшу) — России. В 1875 году был заключён Санкт-Петербургский договор, по которому Россия получила Сахалин в своё полное владение, взамен уступив Японии все северные Курилы. После поражения Российской империи в Русско-японской войне, согласно Портсмутскому мирному договору 1905 года южная часть острова Сахалин, от 50‑й параллели, отошла Японии. Северный Сахалин в 1920‑1925 годах также был оккупирован Японией. В 1945 году после победы СССР во Второй мировой войне Сахалин и все Курилы были полностью возвращены в состав нашей страны. Общеизвестно, что на южные Курилы, в частности на остров Итуруп, претендует Япония, считая их своими оккупированными Северными территориями, и настаивает на их обратной передаче. Не хочу сейчас углубляться в эти сложные политические нюансы, назову лишь два последствия, которые имела бы для нашей страны эта гипотетическая передача. Прежде всего, в этом случае Японии полностью отошёл бы единственный незамерзающий пролив в этой гряде, и в зимнее время мы бы просто лишились выхода в Тихий океан с наших основных дальневосточных портов (Владивосток, Находка, Ванино). А Охотское и Японское моря стали бы для нас на этот период морями чисто внутренними. Кроме того, остров Итуруп — это теперь единственное в нашей стране место, где добывают редкоземельный металл рений, используемый в оборонной и космической промышленности.

Однако помимо истории военно-политической есть ещё история хозяйственно-экономическая. И здесь уже выстраивается своя картина. Прежняя имперская Россия осваивала Сахалин в основном силами каторжных и ссыльных, которые, с неохотой оставаясь на острове, и составляли тогда основное его население. Когда же южная часть Сахалина отошла Японии, там всё пошло совсем по-иному, о чём очень хорошо рассказывает один из музейных стендов. А именно, была создана многоотраслевая экономика: рыбная, угольная, лесная и бумажная промышленность. В период с 1913 по 1935 год на южном Сахалине построено 9 бумажных заводов, было введено в эксплуатацию более 20 угольных шахт. Строились города и посёлки, морские порты, была создана сеть железных и шоссейных дорог, действовало паромное сообщение с островом Хоккайдо. Японцы действовали совершенно правильно, им надо было закрепиться на новых территориях. Но возникает естественный вопрос: а что потом стало со всей этой японской экономикой, когда южный Сахалин вновь вернулся в состав нашей страны? Если во времена СССР всё это как-то поддерживалось и развивалось… впрочем, дальше можно не продолжать: везде одно и то же, по всей стране, сколько ни путешествую. Достаточно сказать, что из тех 9 бумажных заводов не работает теперь ни один. Что же касается конкретно города Южно-Сахалинска, то его промышленность сейчас представлена главным образом пищевой отраслью: рыбозаводы, птицефабрика, мясокомбинат, макаронная фабрика, есть фермерские хозяйства. Кстати, насчёт рыбы. Прежде всего, красной и красной икры, которых тут, как считается, должно быть в изобилии. Может быть и в изобилии, но здешние цены не намного ниже московских, цифры того же порядка. Впрочем, нечто подобное я и ожидал, по прошлогоднему магаданскому опыту…

А вокруг этого музея-дворца устроен как бы уголок старой Тоёхары. Здесь разбит очень приятный сад, в восточном стиле, с экзотическими растениями и с продолжением музейной экспозиции. Выставлены некоторые образцы военной техники (например, японский лёгкий танк), а в одном из дальних углов сделана реконструкция традиционных жилищ нивхов: зимнего и летнего. Зимнее жилище — это по сути полу-землянка: углубление около метра, каркас из брёвен, стены обшивались деревом и насколько было можно, засыпались землёй для тепла. Пирамидальная кровля набиралась из тонких брёвен и тоже засыпалась землёй, по центру оставлялось отверстие — для света и выхода дыма. Принцип устройства в чём-то сходен с конструкцией якутских балаганов, но со своей спецификой. А летнее жилище было целиком деревянным, ставилось на столбах (от грызунов) и состояло из открытой (передней) и закрытой (задней) частей. В закрытой части жили, а открытая выполняла хозяйственную роль: здесь хранили домашнюю утварь.

В дополнение ко всему на отдельном стенде описан Медвежий праздник, традиционный у нивхов и айнов и связанный с культом медведя у этих народов. Изуверское, надо заметить, действо, хотя начинается оно вполне благостно. Пойманного в тайге медвежонка приносят в деревню и помещают в специальную крытую клеть, где его держат в течение нескольких лет, пока он не достигнет зрелости. Обращаются при этом с ним очень бережно, как с малым ребёнком, кормят лучшей пищей, лечат, если возникает такая необходимость. А сам праздник длится обычно несколько дней, участвует в нём вся деревня, приезжает много гостей и из других деревень. Подросшего медведя торжественно выводят из клети, наряжают и начинают водить по деревне, сопровождая это действие песнями, плясками, игрой на музыкальных инструментах, угощениями и разными религиозно-мистическими обрядами. А под конец праздника бедное животное привязывают к столбам и начинают метать в него стрелы и копья, пока совсем не убьют. Потом тушу разделывают, а мясо варят и съедают. Считается, что через такое убиение душа медведя освобождается от тела, возвращается в свой мир с подарками-жертвоприношениями, а затем вновь возрождается в образе животного, обеспечивая людям удачу на охоте. Последнее подобное празднество зафиксировано в 1905 году в устье Амура. Сейчас эти праздники тоже иногда проводятся, но уже без убиения медведя.

Ходить по этому музею и его территории можно очень долго, но есть ещё и сам город, шумный и многолюдный. Застроен он в основном современными безликими «коробками», хотя встречаются иногда отдельные вкрапления японских времён. Как, например, двухэтажное здание по адресу Коммунистический проспект, 41, 1928 года постройки, с расположенным над входом центральным верхним простенком в 3 окна, слегка выступающем над нижним краем кровли. Есть в городе и два православных кафедральных собора: старый, Воскресенский, и новый, Рождества Христова. Тот, который старый, — это тоже новодел, 1990‑х годов постройки, одноглавый, с колокольней, выполнен в древних новгородских традициях. Стоит на Коммунистическом проспекте, невдалеке от восточной окраины города. А новый построен только что, огромный, монументально-парадный, на мощном цоколе, девятиглавый: традиционное пятиглавие (центральная глава плюс четыре угловых), и между боковыми главами установлено ещё по одной, небольшой. Стоит особняком, на крайней в городе улице Горького, идущей вдоль восточной гряды сопок, на самом подножии этой гряды. К собору примыкает обширная территория с входной высокой часовней-аркой на четырёх столбах. Кстати сказать, сами сопки тоже обитаемы: там наверху что-то есть. Видны проплешины, просеки, спускающиеся дорожки. Но туда я уже не полез, предпочёл вместо этого пройтись по городскому парку имени Гагарина, расположенному тут же неподалёку, на малой речке Рогатке.

Это уже в порядке релаксации, под вечер, некое символическое действо, означающее, что программа моего пребывания в Южно-Сахалинске полностью выполнена. Удалось даже решить подвисший вопрос с книгой Чехова. Помотавшись безрезультатно по местным книжным магазинам, я сначала решил это дело вообще оставить. Но в какой-то момент возникло ощущение, что пока музей открыт, есть смысл туда вернуться. Должны быть какие-то варианты. Формальный повод — уточнить, как именно можно заказать эту книгу по Интернету. И насчёт вариантов я не ошибся. Из музейной кассы позвонили в бухгалтерию, посоветовались и выдали решение: продать книгу они сейчас не могут, но могут подарить. Есть у них некоторое количество экземпляров в подарочном фонде. Для особо почётных посетителей. И меня сейчас, стало быть, тоже к ним причислили. Теперь можно со спокойной совестью отсюда съезжать и начать уже потихоньку продвигаться к завершению маршрута. А более конкретно — к парому в Холмск.

2‑3 августа. Холмск. Японские мосты и тоннели. Паром на Ванино

Первый автобус на Холмск отходит в 7‑15. Мне надо именно на него. Расстояние 93 километра, и дорога не прямая, виляет между сопками, делает большой крюк. Когда-то действовала ещё и железнодорожная ветка Южно-Сахалинск — Холмск, построенная японцами через пересечённую местность, с множеством мостов и тоннелей. Закрыли её в середине 90‑х, в связи с приходом в аварийное состояние и дороговизной ремонта и содержания. Сейчас по этой ветке поезда ходят только с двух концов и на очень малые расстояния: от Южного до станции Новодеревенская и от Холмска до посёлка Николайчук, станция 77 километр. И на этот 77 километр мне бы очень хотелось попасть. Дело в том, что там неподалёку находится один очень интересный инженерный объект. Старая заброшенная железная дорога, проходя через два тоннеля, делает большую петлю, забирается на сопку и проходит сама над собой по так называемому Чёртову мосту высотой 40 метров (13‑этажный дом). А забравшись на этот мост и пройдя ещё километра 3 по старым путям, можно выйти к Ведьмину мосту, тоже 40‑метровой высоты. Загвоздка в том, что туда ходят только два поезда в день: утром в начале 9‑го и днём в половине 5‑го, и на утренний поезд мой самый ранний автобус уже не успевает. А ещё надо решать вопрос с билетами на паром, непонятно, как вообще будет со временем. На карте в Николайчук значится ещё какая-то дорога, придётся, видимо, пытаться добираться по ней.

В Холмск прибыли около 9 часов. Это городок на западном побережье Сахалина, на Татарском проливе, и один из крупнейших сахалинских портов, способный принимать большие суда. Паром на Ванино отправляется тоже от этого порта, но билетные кассы находятся на центральной площади города. Собственно, это не только кассы, а по сути небольшой морской вокзальчик, только отнесённый от берега. Что же касается паромов, то ситуация такая. Их здесь три: «Сахалин‑8», «Сахалин‑9» и «Сахалин‑10». 10‑й на ремонте, 8‑й пассажиров не берёт, только грузы, пассажиров берёт только 9‑й. И он сейчас стоит в Ванино, сюда ещё не вышел. Надо узнавать днём, после 2 часов — возможно, появится какая-то определённость. А билеты начинают продавать часа за 2 до отправления. У меня, таким образом, свободен весь день. Паром идёт 18 часов, и даже если он выйдет из Ванино прямо сейчас, то здесь будет не ранее 3 часов ночи. Так что можно сбрасывать рюкзак и идти искать варианты попадания в Николайчук.

Дорога туда вроде бы действительно есть, но проблемная. По расстоянию немного, в пределах 10 километров, но не всякий согласится поехать. Автостопить ненадёжно, Николайчук — это мелкий дачный посёлочек и тупик. И вообще, на 16‑й день пути не хочется уже ни с чем таким заморачиваться. Поэтому, выйдя на автостанцию, я согласился на первый же возникший вариант, за большие деньги (1000 рублей). Предстоит ещё и обратный путь, но там уже проще: можно уехать поездом.

Автомобильная дорога в Николайчук идёт иначе, чем железная. Как я и предполагал, это грунтовка, причём мечтами корявая. Хорошо ещё, что сейчас сухо: иногда попадаются такие крутые подъёмы-спуски, что при мокрой погоде можно запросто завязнуть или просто сковырнуться вниз. В какой-то момент смыкаемся с железной дорогой, и этот момент очень живописный: подходим сюда с высокой позиции, внизу простирается извилистая долина между сопками с ниточкой железнодорожных путей, а параллельно путям тянется длинное озеро с названием Тайное водохранилище. Спускаемся вниз по крутому серпантину, до посёлка остаётся около километра. Пересекаем железку и продолжаем двигаться вдоль неё же, но уже по единственной улице дачного посёлка Николайчук, растянутого километра на два.

Странный, надо заметить, этот посёлок, производит какое-то ирреальное впечатление. Народу ни души, участочки малюсенькие, домики ещё меньше, да их почти и не видно за густыми дебрями-кустами, обильно разросшимся по обеим сторонам улицы-дороги. Даже непонятно, как сами дачники проходят сквозь эти дебри к своим участкам. А дорога становится очень узкой и сдавленной с двух сторон, шириной ровно в одну машину (чтобы разъехаться со встречной, надо сдавать назад и искать прогал в этих зарослях). И жутко развороченной, с большими и глубокими лужами, несмотря на сухую погоду. Водитель провёз сколько смог, высадил перед лужей особо крупных размеров, в которой рисковал увязнуть по-настоящему. Но осталось уже немного. В конце посёлка разворотный пятачок, дорога заканчивается и начинается туристская тропа, хорошо протоптанная, выводящая к железнодорожной насыпи. Наверх лесенка с верёвочными перилами, а дальше по шпалам, километра 2. Места красивые, идти приятно, только немного неспокойно. Тут мне уже не раз говорили, что ходить в этих местах желательно с медвежьим свистком. Косолапый может выскочить навстречу в любой момент, их здесь как грязи. Приходится периодически издавать громкие звуки.

Идти недолго, минут 15‑20, и вот я уже вижу впереди этот мост. Очень красиво протянулся от сопки к сопке, опираясь на четыре пирамидальной формы бетонные опоры, по две с каждого края. И всем своим обликом передаёт устремлённость движения вперёд, и даже не только движения, но и полёта. Японская многовековая культура, тонкое восточное мироощущение… Вскоре показался и нижний тоннель, заводящий на железнодорожную петлю, но рельсы в нём уже сняты. Мне не хочется сейчас делать эту петлю, она километра на полтора, наверх на мост ведёт ещё и лестница, по тоннелю прошёл для интереса метров 100 — там темно, холодно и сыро, вернулся назад. И услышал вдруг наверху на мосту чьи-то голоса. Очень похоже на тургруппу: девушка (она, видимо, предводительствует) и с ней ещё двое. Прошли сейчас передо мной эту петлю с двумя тоннелями и собираются идти дальше, на Ведьмин мост. Я, естественно, тут же взбежал вверх по лестнице и к ним присоединился. Девушку зовут Катерина, с ней молодой парнишка из Москвы по имени Глеб (два года назад окончил МИФИ), и третий товарищ — это пожилой иностранец, норвежец по имени Ингве. Путешествует здесь по нашим дальневосточным городам, и такой уже проделал путь: Осло — Москва — Якутск — Хабаровск — Петропавловск-Камчатский — Хабаровск — Биробиджан — Хабаровск — Южно-Сахалинск. А у Катерины турфирма, и она проводит разные поездки и экскурсии. Сегодня вот сюда, на мосты, приехали сейчас с Южного, на её машине. То, что на машине — это очень хорошо. Может мне и не придётся сидеть тут до 5 часов, ждать поезда?..

Дальше пошли весело и с песнями. Катерина ещё и в свисток свистит периодически, всех медведей распугали. До моста километра 2, железнодорожная колея на этом участке сильно заросла, рельсы едва проглядывают, идти можно только по туристической тропе. По пути проходим ещё один тоннель, и вот, наконец, открывается пространство распадка с пересекающим его Ведьминым мостом. Собран он, как и Чёртов мост, из металлоконструкций, вот только нет здесь такого хорошего обзора со стороны, можно только забраться на стоящую рядом бетонную будку. Трудно даже оценить его высоту, поскольку и сопки, и распадок между ними — всё заросло густым лесом. Шпалы на мосту обгорели, видимо, кто-то пытался их поджечь. Тропа здесь заканчивается, хотя, насколько мне известно, отдельные экстремалы проходили по этому мосту на ту сторону. Я тоже попытался для интереса сколько-то пройти, пока не пошли большие разрывы в ограждениях.

Обратно, как я и предполагал, Катя довезла меня до Холмска, а там уже ситуация в общих чертах прояснилась. Паром вышел из Ванино в 11‑50 по сахалинскому времени, здесь пока объявлен на 5 часов утра. Подвижки по времени возможны, но утром в половине 4‑го надо уже быть здесь, в кассах, и брать билет. Потом досмотр и автобус в порт. Время, надо признаться, не самое удобное, но хотя бы пару часов поспать надо. И есть где: спортивное общежитие напротив, 535 рублей. Всего-навсего. Плюс некий сюрприз, неожиданный и очень приятный. Когда я туда оформлялся, в коридоре работал телевизор и показывали наш старый фильм «Исправленному верить». Фильм уже заканчивался, и звучала песня, одна из моих любимых, с такими словами:

Далёко-далеко идут

Суда своим путём.

Нам тоже с ними в плаванье,

Хоть на земле живём.

Ребята настоящие,

Нам док что дом родной.

Товарищ за товарища

Всегда стоит стеной.

Такой вот песней провожает меня Сахалин. Очень символично. И всё в ней так и есть: и про суда, идущие далёко-далеко, и особенно про ребят, которые настоящие. Сразу вспомнились и рыболовы в Озерпахе, и Санька-водитель с пробитыми колёсами, и александровские мимолётные знакомые у мыса Жонкиер, и все те, кто мне здесь помогал в различных ситуациях: музейщицы, подарившие книгу, женщины в железнодорожной справочной, специально для меня распечатавшие расписание холмских пригородных поездов. И это не всё, позже возник и ещё один повод вспомнить эту песню, когда здесь в магазине сувениров я увидел значок города Холмска и начал размышлять, брать его или не брать. Продавщица тогда, узнав, что я путешествую, мне его просто взяла и подарила. Действительно, Сахалин — это как другая планета. Однако не могу отделаться и от чувства сожаления по поводу того, что слова этой песни я никак не могу отнести к себе самому. Конечно, маршрут долгий, и накапливается усталость, но сейчас становится очень неловко от того, что позволял иногда на этой планете проявляться своим не самым лучшим чертам. Причём по каким-то банальным, бытовым поводам. Столовую, например, не мог отыскать или что колбасу в магазинах не резали, продавали только в упакованном виде. Неправильно всё это. Человек многогранен, и подобные путешествия нужны как раз для того, чтобы проявлялись именно лучшие его качества. И чтобы это как-то внутри запоминалось и по возвращении в повседневной жизни тоже бы срабатывало в нужный момент. Я так решил для себя. И мне кажется, что это правильный подход…

Города Холмска я, получается, по-настоящему ещё не видел, но у меня на него сейчас весь остаток дня. Городок небольшой (население в пределах 30 тысяч), но вытянутый вдоль побережья. Основан был в 1870 году как русский военный пост Маука. Планировка у городка весьма своеобразная, обусловленная местным всхолмленным ландшафтом. Одна нижняя связующая Советская улица, идущая параллельно берегу вдоль подножия холмов и раскиданные по холмам отдельные спальные микрорайончики, причём на разных уровнях. Подъёмы и спуски довольно крутые, но смотрится всё очень занятно. Параллельно Советской улице тянется и железнодорожная колея. Это западный участок Сахалинской железной дороги, идущий вдоль побережья Татарского пролива. С основной линией (Корсаков — Южно-Сахалинск — Ноглики) он теперь сообщается только через дальнюю северную перемычку Ильинск — Арсентьевка. Застройка города в основном малоэтажная, однако в верхних микрорайонах могут встречаться и более высокие дома, до 9‑12 этажей. Центр города преимущественно 3‑4‑этажный, много домов сталинской послевоенной архитектуры и есть несколько экземпляров, в которых угадывается японская манера. Хотя не исключено, что это всего лишь стилизация.

Ещё я видел в городе два новодельных храма. Один из них, Преображенский, небольшой, одноглавый, обшитый металлическим блок-хаусом, с такой же необычной колокольней, как в Поронайске (окошки вместо яруса звона). Стоит на холме, в одном из спальных микрорайонов, неподалёку от паромных касс и моего общежития. А второй храм стоит внизу, на Советской улице, на оживлённом месте. По форме он совершенно непривычный, с поперечной ориентацией и без глав, только с тремя крестами (центральным и двумя боковыми). Похоже, что перестроен из какого-то присутственного здания.

А самое, пожалуй, приятное в городе место — это Приморский бульвар. Он совсем небольшой, скорее даже не бульвар, а сквер, место отдыха и прогулок. Выходит непосредственно на берег, к длинному молу-волнорезу из наваленных громадного размера бетонных и валунных глыб. В конце мола маяк, до которого можно при желании по этим глыбам доскакать и почувствовать себя моложе лет на 30…

Пару часов поспать удалось. К четырём утра народ в кассовый зал подтянулся, паром ожидается прибытием в 5‑30, начали продавать билеты. Взял самый невзыскательный вариант: внизу, в трюме, в 8‑местной каюте. В стоимость, кроме собственно переправы, входит ещё бронирование, два автобуса (здесь до причала и в Ванино от причала до гостиницы «Пять звёзд») и одноразовое питание на пароме (лёгкий завтрак). Народу полный зал, но для такого большого корабля совсем немного, человек 30‑40. Среди всех пассажиров выделяется один товарищ пенсионного возраста и с явно не нашими манерами. Говорит с акцентом — очевидно, иностранец, по виду похож на поляка. Держится с каким-то внутренним достоинством, всё пытается выяснить в кассе разные мелкие детали относительно своих прав и возможностей. Позже, уже в зале досмотра, слышу краем уха, разговорился он с одной парой по религиозной тематике. Задаёт много вопросов и хочет услышать на них ответы, излагает свою точку зрения. А наши не привыкли разглагольствовать на эти темы, отвечают с неохотой. Видно, что человек хочет общения, ищет контакты. А это означает, что когда-нибудь он найдёт и меня. Однако торопить события не следует, найдёт и найдёт, меня сейчас больше заботит другое. Даже если паром прибывает сюда в 5‑30, то на погрузке-заправке он ещё часа 2‑3 простоит. Идёт 18 часов, соответственно к Ванино сможет подойти только глубокой ночью (следующей). И сразу же встанет вопрос о ночёвке. В «Пять звёзд» не хочу, там дорого. Здесь среди пассажиров должны быть ванинские, которые владеют информацией. Надо их как-то вычислить.

Попал с первого раза. Моего попутчика зовут Вадим, едет с сыном, сам военнослужащий, с одного военного городка под Ванино. Посмотрел по своему смартфону и чётко выдал информацию: спортивная гостиница, адрес, телефон, направление движения. Удалось даже туда прозвониться, заказать место за 550 рублей. В который раз уже убеждаюсь, что со спортсменами надо дружить…

На причал нас подвезли к 7 часам. Паром представляет собой большой корабль, только с кормой прямоугольной формы. Чалится к специальному угловому причалу одновременно и боком, и кормой. В корме открывается проём, и в неё могут заезжать машины и железнодорожные вагоны, прямо под основную палубу. А моя каюта ещё ниже, в самом трюме, приходится долго спускаться по крутым лестницам. Каюта 8‑местная, спальные места есть и одноярусные, и двухъярусные, окна-иллюминаторы только под потолком и наглухо задраены, свет через них не поступает. В каюте реально человек 5‑6, среди них и тот иностранец, которого я заприметил в кассовом зале. Мы уже успели познакомиться, зовут его Ричард Бартон, сам из Австралии, родился в Польше, а живёт теперь в России, под Москвой, в городе Красногорске. Снимает квартиру, оформляет вид на жительство. Говорит, что с тех пор, как развалился СССР, жить в Австралии стало очень плохо. Не стало сдерживающего фактора — и началось увеличение цен, налогов, сокращение социальной поддержки. Сейчас там хорошо живётся только крупному бизнесу и иностранным компаниям. А в России ему нравится, и он хочет здесь и дальше оставаться. Стремится в совершенстве освоить русский язык, хочет даже поступить учиться куда-нибудь в аспирантуру. А ещё он очень нелицеприятно высказывался по поводу американской системы демократии, в частности, практики их вмешательства в дела других стран. Признаться, такого от него услышать я никак не ожидал. По всем его манерам складывалось впечатление, что он человек с претензиями, привык к сервису. И что подобного рода персонажи считают нашу страну дикой и дремучей и приезжают сюда исключительно в поисках экстрима. А на деле оказалось всё совсем наоборот. Мы даже с ним в чём-то схожи: он тоже здесь путешествует и очень любит это дело. Сейчас хочет побывать в Комсомольске, а потом ему нужно обязательно добраться до города Канска Красноярского края, где у него живут друзья. Тем самым у меня сейчас возникла хорошая возможность сделать что-то полезное не только для себя, но и для того, кто оказался рядом. А именно, передать Ричарду свою карту города Комсомольска, вместе со всеми зацепками: где жить и где питаться не слишком дорого, и как туда проехать…

Ванино находится от Холмска наискосок через Татарский пролив, в направлении северо-запад. Если идти по прямой, то по расстоянию не будет и 300 километров, но наш корабль-паром идёт несколько иначе: сначала вдоль сахалинского берега и только потом пересекает пролив. 18 часов пути — это для меня оказалось долго и нудно. Вышли мы в 8 часов, и получается, что весь день и до глубокой ночи за бортом всё время одна и та же картина: вода и море, сплошь до горизонта, в любую сторону. Это не Амур с его сопками и разливами и даже не Амурский лиман с волнами-накатами и нашим утлым катерочком… Поспать удалось только в самом начале, в каюте очень скоро стало невообразимо душно и невозможно находиться. При всём при этом Ричард говорил, что у нас очень хороший паром, что он как-то шёл на корейском пароме, так там вообще спят на полу и нет питания. А стоит это у них огромные деньги — 60 долларов (для сравнения наш паром в пересчёте на доллары стоит примерно 35).

Вечером стемнело и похолодало, береговые огни появились только в самом конце. Паром ещё долго разворачивался, а потом задним ходом подходил к такому же как в Холмске угловому причалу. Вот мы и добрались. Пункт назначения, Ванинский порт.

Часть 4. И снова материк

4 августа. Ванино и Совгавань

Здесь в Ванино уже хабаровский часовой пояс, один час возвращается назад. Но время всё равно позднее, час ночи. Автобус довёз до гостиницы «Пять звёзд», я стараюсь не терять контакт с Вадимом. Его встречает машина, и ехать им в другую сторону, но Вадим сказал мне грузить в машину рюкзак, а водителю адрес спортивной гостиницы. Это не очень далеко, до спорткомплекса, но один я неизвестно, сколько бы здесь проплутал, в незнакомом месте, в темноте и под рюкзаком. Вадим сопроводил прямо до двери, уже запертой по причине позднего часа, даже дежурную (спящую) пришлось вызванивать по телефону.

Мне только на одну ночь, следующим вечером у меня поезд. С утра первым делом в музей. Этот райончик, где спорткомплекс, стоит на отшибе, но музей находится здесь же, в помещении Дома культуры. Музейчик совсем небольшой, четыре маленьких зальчика, и существует он, судя по всему, не так давно. И представление об истории освоения этих краёв даёт лишь приблизительное.

А история эта началась в 1853 году, когда в ходе Амурской экспедиции Невельского был открыт обширный, глубоководный и хорошо защищённый от ветров и штормов залив в Татарском проливе, на котором в этом же году был основан русский военный пост. Залив этот был назван Императорской Гаванью (с 1922 года — Советская Гавань), длина его 11 километров, ширина на входе 2 километра. По соседству, к северу, была найдена ещё одна протяжённая и глубокая бухта, меньшая по размерам, но тоже очень удобная для захода больших кораблей. Названа она была бухтой Ванина — как сейчас считается, по имени И. К. Ванина, унтер-офицера и военного топографа, производившего здесь топографическую съёмку побережья. В 1907 году на этих местах появляются первые лесопромышленники, с 1939 года начинается активное освоение. В 1943 году в бухте Ванина был основан морской порт, известный тем, что помимо своего основного торгового и транспортно-грузового предназначения он ещё использовался как перевалочная база для отправки заключённых на Колыму. Что даже нашло отражение в песне, ставшей почти что народной:

Я помню тот Ванинский порт

И вид пароходов угрюмый,

Как шли мы по трапу на борт

В холодные мрачные трюмы.

При этом порту возник посёлок, также названный по имени бухты и порта, и была подведена железная дорога. Это конечный участок БАМа (Комсомольск — Советская Гавань), который был построен по времени самым первым, пассажирское движение открылось в июле 1945 года. Кстати сказать, в музее имеется макет первого ванинского деревянного железнодорожного вокзала. Сам вокзал, к сожалению, не сохранился, но это было интереснейшее архитектурное сооружение: двухэтажное и с множеством стрельчатых островерхих фронтонов, венчающих всё здание.

Сейчас Ванинский порт является крупнейшим в Хабаровском крае и вторым по величине на всём Дальнем Востоке. Работает в основном на экспорт, отправляет лес, уголь, в посёлке Токи имеется нефтеналивной терминал. Порт действует круглосуточно и круглогодично (зимой с помощью ледоколов). Однако вопреки ожиданиям, грандиозного впечатления со стороны он не производит. Порт как порт: краны, складские площадки, причалы. Вполне рядовой рабочий объект. С Совгаванью у него как бы разделение функций: Ванино — это приём и отправление кораблей на магистральные морские линии азиатско-тихоокеанского региона, Совгавань в большей степени используется для внутренних потребностей: отстой, ремонт и обслуживание судов, рыболовецкие причалы.

А коренной народ, населяющий эти места — орочи. В музее мне назвали один адресок по соседству — этнокультурный центр орочей и имя директора — Любовь Егоровна. Она уже 25 лет занимается народами севера и очень была обрадована моему появлению. Стала мне всё показывать, рассказывать и сетовать на то, что у них сейчас ремонт и всё свалено в коробки, экспозиции как таковой нет. Но что смогла достала, показала. Особенно запомнилась одежда из рыбьей кожи (нерки, горбуши), никогда такой ещё не видел. Подарила мне орочский разговорник. Зашёл разговор и об общей беде всех этих малочисленных народностей — о склонности к употреблению крепких алкогольных напитков. Привнесённую когда-то извне, в том числе и нашими русскими переселенцами. Дело в том, что у этих народов не вырабатывается фермент, расщепляющий алкоголь, со всеми вытекающими отсюда последствиями физиологического и генетического плана…

Сейчас орочей осталось очень мало: в 1989 году по данным переписи их было 471. Однако несколько орочских селений здесь ещё существует (Датта, Усть-Орочи). Про Датту я, кстати, думал ещё в Москве, не стоит ли её посетить? Она не так далеко, на берегу пролива, в устье реки Тумнин, и именно там Лаперуз впервые ступил на эту землю. Меня прежде всего интересуют традиционные национальные жилища, но, по словам Любови Егоровны, из такой старины в Датте уже ничего не осталось, поэтому ехать туда особого смысла нет. Да и по времени уже не получится. В шесть без малого у меня поезд, а мне ещё надо обязательно посетить городок Советскую Гавань. Кажется, что он близко: от Ванино по прямой километров 12‑13, но прямых путей здесь нет. Береговая линия сильно изрезана заливчиками и бухтами, и дорога делает большой крюк и сильно петляет. По расстоянию получается в итоге километров под 40, автобус идёт больше часа и с интервалом примерно в час. Только-только наспех успел пообедать — и вот уже и автобус. А дальше счёт пошёл на минуты. В Совгавань прибыли в 14‑20, а в 15‑15 уже обратный рейс, чистого времени получается меньше часа. Успел только пробежаться по нескольким улицам, а к берегу, на саму Гавань, даже и не выходил. Городок небольшой, население порядка 25 тысяч, несколько малоэтажных улиц городского вида, деревянные двухэтажные многоквартирки и частный сектор. Примечательного немного, но кое-что есть: на центральной площади стоит недавно выстроенный одноглавый храм, своим завершением напоминающий центральный барабан московского Храма Христа Спасителя, а на основных улицах встречаются интересные домики сталинского типа, с лепниной и балясинами на балконах. И жалко, что всё так бегом и скоротечно. Может я сглупил тогда в Холмске? Дело в том, что там одновременно с билетом на паром можно было взять билет и на поезд, и на самолёт, и этой возможностью я воспользовался. Задумывалось так: 4‑го (сегодня) — Ванино и Совгавань, вечером поезд, идёт он сутки, значит 5‑го вечером должен быть в Хабаровске. И тогда 6‑го утром можно будет уже улетать в Москву. Но вышла небольшая загвоздка. С поездом всё в порядке, но на самолёт на 6‑е число оставались только дорогие билеты. А за ту цену, как я летел из Москвы, были только на 7‑е. И я решил тогда, что переплачивать нет никаких оснований, взял на 7‑е, в связи с чем у меня появился один лишний день в Хабаровске. Хотя, по идее, я бы мог его устроить и здесь, в окрестностях Ванино. Можно было бы тогда и в Совгавани подольше задержаться, и в музей местный сходить, и по берегу погулять, и до Датты доехать, а может быть даже и до Усть-Орочей. Но сейчас уже не хочется ни с чем таким заморачиваться, что-то переигрывать, пусть идёт как идёт. За оставшееся до поезда время мне надо успеть ещё пробежаться по самому Ванино.

Впрочем, там уже недолго. Посёлок примыкает к основному проезжему шоссе на Совгавань, с дальней от берега стороны. И хотя он не такой уж маленький, городской вид имеет только несколько небольших кварталов (всё остальное — это частный сектор и промзоны). Два из них, центральные и серо-пятиэтажные, разделены сбегающим сверху вниз Приморским бульваром с красивым маяком на проезжем шоссе и вторящим ему вторым таким же, стоящем на более высокой точке в дальнем конце бульвара. И через небольшую низинку стоит ещё один вытянутый квартальчик — тот самый, где спорткомплекс с гостиницей и ДК с музеем. Он выглядит уже интереснее, в нём сохранились 2‑3‑этажные старорежимные дома сталинской постройки, с эркерами. И это, собственно, всё, больше в Ванино смотреть, похоже, нечего. Да и по времени пора уже забирать в гостинице рюкзак и продвигаться потихоньку по направлению к железнодорожной платформе.

4‑5‑6‑7 августа. Завершающий этап пути. Замыкание кольца

Народ на платформу начинает постепенно подтягиваться. Среди пассажиров узнаю ряд знакомых лиц, примелькавшихся ещё на пароме. Замечаю между ними и Ричарда, у него билет до Комсомольска, и едем мы с ним в разных вагонах. Перекинулись несколькими фразами, он, оказывается, тоже не пошёл тогда в ту «пятизвёздочную» гостиницу, нашёл себе вполне приемлемый по цене и условиям вариант в вокзальных комнатах отдыха. Наш человек.

Поезд здесь ходит один: Совгавань — Владивосток, через Комсомольск и Хабаровск. От Ванино идёт сначала вдоль берега Татарского пролива, но вскоре выворачивает вглубь, вдоль широкой реки Тумнин с красивыми сопками по другому берегу. Станции мелкие, стоянки коротенькие, первая относительно длинная (7 минут) только в Усть-Орочах. И на этой станции я вдруг увидел нечто совершенно неожиданное, что заставило меня даже выскочить из поезда с фотоаппаратом. Старый деревянный железнодорожный вокзал — по своему виду один в один как небольшая часовенка, под крутой четырёхскатной кровлей, с трапезной и даже с алтарным выступом! Только вместо креста высокий резной шпиль. На боковой стене указана дата постройки — 1949 год. Если бы не она, можно было бы подумать, что это действительно изначально была часовня, впоследствии перенесённая и переделанная под вокзал. Хотя всё может быть, и участие старых мастеров, возводивших ранее деревянные храмы, здесь наверняка имело место…

В Комсомольск прибыли утром, часов в 7. Здесь длительная часовая стоянка и происходит оборот поезда. Комсомольск встречает в этот раз мрачным серым небом и затяжным дождём. Но не сидеть же в вагоне целый час. Выскочил, попрощался с Ричардом, показал ему, как пройти к трамваям, он мне подарил на прощание шоколадную конфету. Здесь как бы замыкается кольцо моего амуро-сахалинского маршрута, и хочется это как-то обозначить, но даже символически пробежавшись по близлежащему кварталу, мне пришлось изрядно промокнуть.

А потом был долгий и скучный день пути по перемычке БАМ — Транссиб, с однообразной пасмурной картиной за окном, редкими, мелкими и невзрачными станциями и посёлками. Только когда под вечер после Волочаевки мы влились в Транссиб, дорога пошла немного веселее. Автомобильно-железнодорожный мост через Амур, изображённый на пятитысячных купюрах, а за ним, собственно, уже и окраины самого Хабаровска.

Остановиться в этот раз я решил в другом месте, на одну автобусную остановку ближе прежнего и на 50 рублей дешевле. Но условия здесь хуже: полуподвальное тесное помещение и маленькая комнатушка с двухъярусной кроватью, на которой на нижнем ярусе уже живёт человек. И человек этот оказался, скажем так, несколько своеобразного свойства. Мы с ним вечером познакомились. Зовут Эдик, ему 42 года. По национальности не совсем понятно кто, но похоже, что не из здешних, дальневосточных. Скорее из южно-сибирских, возможно, с Алтая. В апреле освободился из мест заключения. И это у него была уже третья ходка. По его словам, сидит он всю свою жизнь. Я так и не решился спросить, за что, но по виду и замашкам он не уголовник. А на зону можно попасть по разным причинам, например, по глупости или по недомыслию. Сейчас, насколько я понял, он решил завязать со своим прошлым и вернуться к нормальной жизни. Обращался по освобождении в какой-то реабилитационный центр, но там у него дело не заладилось. Начал он нарушать принятые там порядки, причём не ради себя, а ради товарища. И пришлось в итоге оттуда съехать. Сейчас обосновался здесь, работает на стройке, разнорабочим, без официального оформления, на рабских условиях. С восьми до восьми и без выходных. Начальник платит по 800 рублей в день и всё что-то обещает. А из этих 800 половина уходит только на эту ночлежку…

Самолёт у меня 7‑го утром, а 6‑го получается лишний целый день, про который я так и не смог понять, для чего же он мне был дан. Вряд ли для того, чтобы я нашёл ещё несколько деревянных домиков, которых раньше не видел. Может быть для того, чтобы без суеты и спешки сходить на воскресную службу в Христорождественский деревянный собор? А может для того, чтобы была возможность получше познакомиться с Эдиком, узнать, какие бывают на свете человеческие судьбы? И сделать хотя бы символическое действие — оставить ему перед отъездом то немногое, что у меня оставалось от продуктовых запасов. У меня это уже 19‑е подобное путешествие, и каждый раз на пути я встречаюсь с разными людьми, они мне помогают, подвозят, принимают в своих домах, и я всем этим пользуюсь. А хорошо бы не только пользоваться, но что-то оставлять и от себя. Хотя бы самую малость. Тогда это было бы правильно.

А. С. П.

sasha.pankratov@gmail.com

ноябрь 2017 — март 2018