Отрываясь...

День 4

Глухо трещит костёр. Свинцовое небо придавило к земле пыль и ветер. Море, как обычно, ушло, оставив от себя лишь сизую полоску вдали, да серую пустыню.

Спрятав лагерь за «Недо-Горелый» домик, мы наслаждаемся жизнью - едим жареные грибы и пьём «Морошку», смотрим вдаль, туда, где сливаются море и небо... А ели и берёзы смотрят на нас, по-доброму усмехаясь, перешёптываются, склоняются к огню, уменьшая наш мир. Пенится вдалеке салма...

Утонув в природных звуках, моё сознание проявляет сегодняшний день:

Утром, когда Солнце достигло юга, а море, впрочем как обычно, отодвинулось к Муксалме, мы вышли на литораль. И двинули вдоль Камчатки к югу. Вiтько шлёпал босиком по дну морскому, направляясь к островку с геодезической вышкой. Я спешил за ним, наблюдая как по берегу, теряясь в травах, бредут Аня, Наташка и Паша с Олей.

Море, неожиданно подкравшись, пленило нас с Вiтьком на острове. И пришлось нам по пояс в прозрачном Беломорском рассоле выбираться на берег - к «Перегорелому». Потом изрезанными берегами вдоль Железных ворот мы пробирались к южной оконечности Камчатки. Сквозь заросли ягод и грибов. В мелководной лагуне купались, забегая в море, как стадло бегемотиков, взвизгивая от удовольствия...

В Еремееве встретили дикого камчатского кота, который, поймав чайку, урча, рвал её в зарослях. Не был он нам рад, но попозировать согласился.

Засмотревшись на кота, мы и сами расположились на обед, а потом ломились через буреломы напрямик к Долгой. А там тихо и никого... и сразу пошёл дождь, потянулись болота. А мимо плыли острова, одинокие, туманистые... И на каком-то мысу мы с Вiтьком спугнули журавлей. Они выстроились клином и неспешно полетели на Запад, оставив от себя лишь рябь на воде...

Мокрые длинные километры всё же доползли до «Недо-Горелова». И наступила ночь. Глухо трещит костёр, свинцовое небо придавило к земле пыль и ветер...

Дни 5, 3

Серый день уже давно царил над миром, а в нашем углу ещё прятались сумерки. Спустя долгие завтрако-сборы мы вышли на свет. Вдалеке плескалось море, наступая на берег, а мы шли на север. Лес сползал на юг, всё более занимая поле нашего зрения Анзером. Он появлялся тушей задремавшего моржа, оторопевшего от холода и ветра, грустно опустившего вниз голову и обречённо задумавшегося...

Совсем другим увидел я его позавчера, когда шёл из Нерпичьей к Ребалде. Он казался хищной древней рыбой, на минуту вынырнувшей из морских глубин. Лукаво оглядев мир хитрым глазом, чудище собиралось нырнуть обратно, да так и застыло на месте. И трепетало, будучи не в силах скрыться... Папашка-горбач...

В тот день по-прежнему дул ветер, но уже развиднелось. Стало светлее и радостнее. Мы, растянувшись вдоль кромки воды, собираем сувенирные трофеи, отдыхаем... И неожиданно стерва-дорога бросается в лес, песчаная колея кружит меж высоких сосен, падает к ручью и карабкается на кручи, спотыкаясь на камнях. Мы несёмся за ней вприпрыжку, стараясь не отстать, и внезапно выкатываемся в Ребалду...

...Встретилась на берегу сцена... Да-да, сцена летнего театра. Наверное, здесь выступают белыми ночами подводные обитатели, развлекая своих собратьев, играют пантомимы, празднуют самый длинный день - такой же бело-зелёный, как само море, такой же солёный и бесконечный...

А ещё был карбас. Полуразложившийся, он тлел в кустах, без надежды на дальнейшие плавания. И остался от него только кадр - с Вiтьком на носу. «На Ребалду!!»

Обед на обочине, дорога через «пригороды», и мы оказываемся в Ребалде. У кострища. Позавчера я ел здесь уху из местной рыбы, смотрел на Анзер через Денискину подзорную трубу. Совсем с другими людьми я шёл к Зелёному озеру. Шёл купаться, а потом в Кремль. Но не дошёл...

О, много нас тогда столкнулось на углу двух дорог. Там были Сидоровы с Гриндерсом, Ритичи (то есть мы) и Пятеро, те, которые завлекли меня на Камчатку. И я пошёл с ними в ожидании неизведанного... Распутывался на Углу клубок нитей: ушли Сидоровы в Непричью, ушли Ритичи в Кремль, подались мы на Камчатку. К широченной литорали, вечноушедшему морю, «Недо-Горелому»...

Пусто у нашего кострища. У рыбаков рыбы нет. Парадокс, но нам грустно, хотелось свежей рыбки. «Штормит-с!»- немец, что ли? Но шутки - шутками, а идти надо дальше. Песчаная колея кружит меж высоких сосен, падает к ручью и карабкается на кручи, спотыкаясь на камнях... и мы приходим в Нерпичью.

Там стоит уютный вагончик, ставший для меня совсем родным. Всего лишь позавчера утром ушёл я отсюда, переночевав, а уже тянуло меня обратно. И я вернулся.

Снаружи повесил Вiтько флаг, тихий вечер демонстрировал идиллию, делал вид, что не было здесь два дня назад шторма. Хитро заманивал, ублажал, а потом задул ветром - сильным, но спокойным и ровным.

Я встал на пень и глянул сквозь окна вагона. Странная картина: две рамы, одна в другой. В первой ещё помещается бутылка с «Зелёным Змием», а во второй - море и небо. И всё...

Дни 6, 2

Утром я снова не мог оторваться от этого места. Неторопливо завтракали мы. Потом вдвоём с Пашей сходили через кряжи, высоко поднимающиеся над морем, к Семиостровному озеру. Совсем другой мир у этого озера. Величественный. Паша искупался, а я не стал - не хотелось нарушать торжественность. Грациозные сосны властвуют здесь, подпирая низкое серое небо... и ни звука...

А на последнем кряже мы залюбовались морем, сиявшим сквозь деревья...

Всё же пришлось уйти из Нерпичьей, шли мы дальше, через Овсянку к Сосновке. По той самой дороге, где брели мы три дня назад, постоянно зависая в черничниках. Бухаешься в ягодник на колени и ползаешь до изнеможения, пока кто-нибудь не вытащит за шкирку. Идёшь до следующих зарослей. И так всё время. Без надежды на лучшее мы плелись, не замечая ничего. Но в Овсянке некий минчанин обнадёжил нас существованием в Нерпичьей вагончика. И он (вагончик) приютил меня и всех остальных - Риту с Тоней, Дениску с Людой, Бондарей, Лену, Сашу, Иру... Приютил во время сильнейшей бури - шквальный ветер, дождь вперемешку с морскими брызгами сбивали нас с дороги, но всё же вышли мы из леса, а перед нами радушно распахнул дверь вагончик, старый, но крепкий. В нём нашлись кровати, дрова и печка, подробная памятка останавливающимся. Всё для жизни. А после ужина Соловки угостили нас закатом в окне, он появился розово-красным пятном в телевизоре. Я не выдержал, выбежал прямо в тапочках на берег и любовался этим зрелищем. А ветер нещадно хлестал меня по щекам, залезал в рукава. И тогда я побежал. От ветра, от вагончика, по дороге. Долго я бежал, куда, зачем, не знаю. Но вновь ливанул дождь, я развернулся и ринулся прямиком по камням, ежеминутно рискуя поскользнуться и грохнуться оземь. Но я бежал. Было что-то дикое в этом вечере. Мне вспомнилась безумная Филифьонка. Счастливая оттого, что буря рвала и метала, а она - Филифьонка - маленькая и беспомощная перед этой силой, не могла ничего поделать. И мне было радостно, порвались мои тапочки, промокла толстовка, а я хохотал, выплёвывая солёные капли, я жил...

А потом я заснул в тёплом спальнике между Дениской и Ритиной кроватью. И всю ночь мне снилось, будто вагон тронулся с места и плавно поехал, вернее, полетел вдоль берега, унося всех нас в никуда...

Укачал, отфильтровал мою память старый домик, оставил только доброту, тепло и свет...

Перед Овсянкой заглянули мы на самый северный мыс, Вiтько нарёк его Гороховым - в честь огромного количества дикого гороха, стелющегося по тундре. Я нарвал его полные карманы - на неделю хватило. И лузгал, как семечки.

Где-то на берегу между Ребалдой и Трещанкой мы перекусывали. На небольшом холмике, нависшем над морем. Высветилось Солнце, приласкало нас, одичавших и провяленных. А потом как дети мы прыгали по Новососновскому заливу, резвясь в прозрачнейшей воде. Песчаное дно блистало в лучах. Лето, чёрт возьми!!! Свобода!!! Проснулись во мне какие-то древние инстинкты, хотелось бить себя в грудь кулаками, истошно выть и бежать. Просто так...

Но окончательно слиться с природой мне снова не дали. Опять куда-то нужно идти - к Красно-Белому озеру. Море постепенно скрылось за деревьями, и только квартальные столбы брели за нами, напоминая о минувшем:

...на этом углу мы со Славой дожирали утренние макароны, холодные, но с грибами. Чуть ранее - вот тут - увидели мы впервые северное побережье. Оно тогда соответствовало своему названию - холодное и мрачное. И вновь прокручивается в мозгу плёнка - шторм, дождь, высокие мокрые травы, ягоды, люди... Но это уже было...

Теперь тепло, а я иду в обратном направлении, в какой-то момент появляется Красно-Белое озеро. Там же, где и неделю назад я поставил палатку. Сидел на тех же камнях и отдыхал. В тот вечер были горы гречки и груды жареных грибов. Вiтько ушёл в Кремль, а мы впятером набили животы и в счастливом изнеможении упали у костра. У ног плескалось озеро, сияли в небе звёзды... Спокойствие погрузило в себя целиком окружающий мир. Деревья вытянулись вверх к далёким светилам, оставив на земле наши распластанные тела...

Дни 7, 1

...Утром приплыли Денис, Вiтько и Люда. Денис с Людой пешком вернулись в Кремль, а мы устало погрузились в лодку, завершая эту грандиозную эпопею. Семь дней назад я прошёл от Кремля к озеру по дороге, залитой Солнцем, вырвавшись из мрачного „Шанхая”, дождливого посёлка, из магазина. Тогда мой путь только начинался, а сейчас я плыл домой.

Озёра и каналы плавно исчезали в пустоте сознания. Долгий путь закончился у причала, и я заковылял на убитых ногах к посёлку. Странный сумбур в голове, больные ноги. Я шёл, а за мной двигался вечер, отрезая меня от прошлого. Соловецкий вечер. И я чувствовал, что этот мой поход закончен. Взойдя на холм у Ленинградской гостиницы я встретил своих, остававшихся в посёлке...

---